В каком-то смысле я себя так и чувствовала: статуэткой из музея, фрагментом исчезнувшей античной культуры, сохранившей остатки былого величия, которые странным образом приумножились сквозь призму времени. Никогда прежде себя так не оценивала — но Грей вполне мог воспринимать меня столь странным образом.
— Как мой друг, — просто сказал он.
— О. Спасибо. — Я была тронута.
Грей прикрыл нас обоих одеялом.
— И раз мы друзья… — приободрившись, начала я.
— Да?
— Просто хотела узнать… А вы… вы все это время были один? С тех пор как ваша жена умерла?
Он вздохнул, но улыбкой дал понять, что вопрос его не разозлил.
— Если вам так интересно, я уже много лет довольно близок со своим поваром.
— С вашим… поваром?
— Не с миссис Фиг, — торопливо уточнил он, расслышав в моем голосе ужас. — Я говорю о поваре из поместья в Виргинии. Его зовут Манук.
— Манук… Ах да!
Бобби Хиггинс рассказывал, что лорд Джон пригласил к себе поваром какого-то индейца.
— И это не только ради телесной потребности, — с нажимом уточнил Грей, перехватывая мой взгляд. — Между нами искренняя симпатия.
— Рада слышать, — пробормотала я. — А он… ну…
— Я не знаю, предпочитает ли он только мужчин. Даже сомневаюсь в этом… Надо признать, я удивился, когда он выдал мне свои желания. Но каковы бы ни были его вкусы, жаловаться я не вправе.
Я прижала пальцы к губам, не желая показаться вульгарной, — но это было сильнее меня.
— То есть вы не будете против, если он… найдет кого-то другого? И он тоже не станет вас ревновать?
У меня вдруг возникло нехорошее предчувствие. Не думаю, что вчерашнее повторится. Если по правде, я вообще пыталась убедить себя, что между нами ничего не было. И уж конечно, не собиралась переезжать в Виргинию. Но если вдруг все обернется так, что нам с лордом Джоном придется жить вместе… Я живо представила, как ревнивый индеец-повар подсыпает мне яду в суп или втыкает томагавк в спину.
Джон задумался, поджав губы. У него сильно отросла щетина. Белые волоски смягчали резковатые черты лица и в то же время делали его лицо незнакомым — прежде я видела Грея только идеально выбритым и ухоженным.
— Нет… между нами нет никакой… ревности, — сказал он наконец.
Я смерила его подозрительным взглядом.
— Уверяю вас, — чуть заметно улыбнулся он. — Все будет хорошо. Позвольте использовать одно сравнение. На моей плантации… то есть, конечно же, она принадлежит Уильяму, своей я называю ее по привычке…
Я хмыкнула, показывая, что можно обойтись и без столь любимых им подробностей.
— Так вот, на плантации, — продолжил он, не обращая на меня внимания, — за домом есть одна лужайка. Сперва она была совсем крохотной, с годами я ее увеличил, и она теперь граничит с лесом. Вечерами туда частенько забредают олени, чтобы покормиться тамошней травой. Иногда я вижу одного из них — особенного. Он вроде бы белый, но кажется, будто он — из серебра. Уж не знаю, то ли он выходит только в полнолуние, то ли я просто встречаю его лишь в лунные ночи. Но это зверь редкой красоты.
Взгляд Грея потеплел, и я поняла, что он видит перед собой не гипсовый потолок, а белоснежного оленя, залитого луной.
— Он появляется три-четыре ночи подряд, не более, а затем пропадает на несколько недель, а то и месяцев. А потом приходит снова — и я опять им любуюсь.
Тихо зашелестев бельем, Грей перекатился на бок.
— Понимаете? Это создание мне не принадлежит. Да я бы и не стал его присваивать. Его появление — дар, который я принимаю с благодарностью, но, когда он исчезает, я не чувствую себя покинутым. Просто радуюсь, что он так долго пробыл рядом.
— Хотите сказать, с Мануком у вас то же самое? И он с вами согласен? — зачарованно спросила я.
Грей с удивлением взглянул на меня.
— Представления не имею.
— Вы что… хм… не разговариваете в постели? — спросила я, стараясь быть деликатной.
Грей дернул губами и отвернулся.
— Нет.
Какое-то время мы лежали, разглядывая потолок.
— А вообще такое бывало? — выпалила вдруг я.
— Что бывало?
— Чтобы вы говорили с любовником в постели?
Он уставился на меня.
— Да. Хотя и не так откровенно, как мы с вами.
Грей хотел сказать что-то еще, но потом зажмурился и медленно выдохнул через нос.
Я знала — да и как иначе? — что ему очень хочется выяснить, каков был в постели Джейми. И меня, как ни постыдно, подмывало ему рассказать — чтобы хоть на секунду вернуть мужа к жизни. Однако я понимала, что за подобную откровенность придется платить — и не только чувством вины за предательство, но и стыдом за то, что использовала чувства Грея, пусть даже по его собственному желанию. И хотя все, что было у нас с Джейми, останется теперь в прошлом, это слишком личное, чтобы им делиться — тем более что воспоминания принадлежат не мне одной.
Лишь теперь я запоздало (как и всегда в последние дни) сообразила, что тоже заставляю Грея делиться слишком личными подробностями.
— Я не хотела лезть к вам в душу, — пробормотала я смущенно.
Он весело улыбнулся.
— Я весьма польщен, мадам, что вас так интересует моя персона. Я знавал многих… супругов, которые оставались в полном неведении относительно мыслей своей пары.