Эхо прошлого

Она прибавила шагу, стараясь не упустить собаку из виду. Ролло частенько убегал по своим собачьим делам, но всегда возвращался в гостиницу. Однако теперь гостиница была далеко позади, и Рэйчел сама боялась заблудиться.

— Надеюсь, у тебя хороший нюх и ты выведешь меня обратно, — задыхаясь, выпалила она и вдруг застыла на месте.

Судя по всему, Ролло взял чей-то след. Но что за запах мог свести собаку с ума? Уж конечно, не кошачий или беличий…

— Йен, — прошептала она. — Йен…

Подхватив юбки, Рэйчел бросилась за собакой, а сердце от дикой радостной надежды застучало в ушах. Ролло все так же бежал вперед, не отрывая носа от земли и низко поводя хвостом. Затем свернул в какой-то тесный проулок, и Рэйчел без промедления последовала за ним, не замечая склизкой дряни, разъезжающейся под ногами.

При иных обстоятельствах пес — особенно такой, как Ролло, — остановился бы и начал жрать падаль, однако тот ничего не замечал, упрямо несясь по следу.

Неужели и впрямь бежит за Йеном?.. Глупо так думать, глупо надеяться — потом будет больно от разочарования. Хвост Ролло мелькнул за очередным углом, и Рэйчел, затаив дыхание, свернула за ним.

Если это Йен — что ему там делать? Дорога вела их на окраину города: из вполне респектабельного района в трущобы и временные казармы британской армии. Стая куриц с кудахтаньем бросилась от собаки врассыпную, но Ролло даже не замедлил шаг. Покружив немного на месте, он обежал кривой сарай и выскочил на узкую слякотную улочку, ужом вьющуюся между рядами тесно стоящих косых лачуг.

У Рэйчел кололо в боку, по лицу градом катился пот, но упорства ей тоже было не занимать. Правда, от пса она сильно отстала. А еще содрала правым ботинком кожу на пятке, и казалось, что при каждом шаге в чулке хлюпает кровь. Хотя это просто разыгралось воображение: она же не раз видела солдатские сапоги, доверху полные крови…

В конце улицы Ролло куда-то свернул, и она что было сил припустила за ним. Чулки сбились, нижняя юбка сползла, и Рэйчел, наступив на подол, порвала ткань. Ну ничего: найдет Йена — все ему выскажет! Все-все!

Если к тому времени будет в состоянии говорить…

Вот только пса нигде не было видно. Рэйчел огляделась. Она стояла позади какой-то таверны. На заднем дворе густо воняло хмелем и тухлятиной от мусорной кучи, из здания неслись мужские голоса. Причем солдатские — уж больно знакомыми были интонации.

Рэйчел застыла от ужаса, прислушиваясь.

Нет, кажется, там не допрашивали вражеского шпиона, просто вели самые обычные пьяные разговоры.

За спиной вдруг раздались тяжелые шаги, и кто-то схватил ее за плечо.

Рэйчел чуть было не взвизгнула, но сдержалась, чтобы не выдать Йена.

Только это оказался не Йен. Ее держал, больно сжимая плечо пальцами, какой-то старик: высокий, седой и с горящими глазами.

* * *

Йен был голоден. Он не ел уже больше суток, не желая тратить время на охоту или поиски фермы, где мог бы выпросить ужин. Двадцать миль от Валли-Форджа он покрыл одним махом, даже не заметив расстояния.

Рэйчел была здесь. Здесь, в Филадельфии, как ни странно! Правда, выяснить это было непросто. Благо среди солдат Вашингтона нашелся один толстый немец-офицер с большим носом, который обратил внимание на лук Йена. Пара уроков стрельбы, беседа на французском (потому что по-английски немец изъяснялся с большим трудом), и Йену наконец позволили задавать в лагере вопросы.

Правда, сперва он натыкался лишь на недоуменные взгляды, но фон Штойбен решил проявить заботу о молодом парне и послал солдат навести справки о враче, а сам предложил Йену хлеба. В конце концов нашелся тот, кто знал некоего хирурга по имени Хантер, но тот якобы уехал в Филадельфию лечить какого-то особенного пациента. Где его сестра? Бог ее знает…

Впрочем, Йен не сомневался: куда Дензил — туда и Рэйчел. Жаль, не удалось выяснить, что за особенный пациент ждал их в Филадельфии: солдаты в ответ на расспросы злились, а завоевывать их расположение было уже некогда.

Хотя бы известно, что эти двое в Филадельфии, — уже хорошо.

И вот Йен здесь. Он пробрался в город перед самым рассветом: прополз прямо через окружавшие Филадельфию лагеря, мимо спящих солдат, завернувшихся в одеяла возле потрескивающих походных костров.

Еды в городе было вдоволь, и Йен в предвкушении замер на краю рыночной площади, выбирая между жаренной в кляре рыбой и корнуоллским мясным пирогом. Шагнул было к торговке пирогами, доставая деньги, как вдруг женщина, глядя ему за спину, отшатнулась и в ужасе взвизгнула.

Что-то сбило Йена с ног. Рядом слышались крики, но их заглушало шумное собачье дыхание, а слюнявый язык облизывал лицо, норовя забраться даже в уши и нос.

— Cú![148]

Йен кое-как выбрался из-под беснующегося пса, радостно обнял Ролло, затормошил его и засмеялся, когда тот восторженно вывалил язык.

— Да, да, я тоже рад тебя видеть, приятель! Но куда ты дел Рэйчел?

* * *

У Фергуса ужасно зудела отрубленная рука. Такого не было уже давно, и сегодня зуд бесил вдвойне: он прикрепил к рукаву набитую отрубями перчатку, а не обычный крюк (слишком уж тот приметный), поэтому почесать культю никак не удавалось.