Эхо тайги

Несколько дней Ксюша ночевала поблизости от косачиного тока. Вернее сказать, коротала ночь у костра на куче хвои. А чуть забрезжит рассвет — уж сидела в скрадке, сжимая ружье и напряженно вслушиваясь в шорохи, трески, пытаясь из множества звуков выделить треск сучка под косачиной ногой.

Тяжелым выдался 1918 год. Распростившись весной с друзьями, Ксюша пришла к Арине. У крестной в ту пору ну в точности как сейчас: чуть муки, чуть крупы, и картошки — только на посадку. Ванюшка, спасибо, выручил: отдал ружье, то самое, что Ксюше досталось в наследство от отца. Он же и припасы дал: порох, свиней, капсюли.

Лето Ксюша прожила в тайге. Где мяса добудет, где колбы-черемши наберет, а к осени — ягод, орехов. Зимой добывала белку. Арина продавала беличьи шкурки и покупала зерно, овчины для шубеек, камусы для подшивки лыж. Зима была урожайной па белку, а Ксюша добычлива. Жила больше в тайге или на заимках. Иногда пробиралась на прииск Богом дарованный к Егору. И его семье надо было помочь. Несладко жилось товарищам. На прииске был восстановлен двенадцатичасовой рабочий день. За малейшую провинность рабочих штрафовали, а то и сажали в холодную. На селе появлялись отряды колчаковцев. Отбирали хлеб, скот, а недавно слух прошел: в соседних деревнях начали взыскивать старые недоимки.

Нерадостные думы охватили Ксюшу. Давило одиночество, усталость. Жила сторожась, прячась. Очень хотелось сейчас повидать товарищей, поговорить с ними, поделиться думами. Но далеко они. И Вавила, и Лушка, и Вера, До мельчайшей подробности вспомнила неожиданную встречу с Верой.

Было это в начале зимы. Снег сразу густо покрыл землю. Ударили морозы. Как-то возвращаясь с охоты, Ксюша решила; «По дороге к Егору зайду, полстегна маралятины оставлю, а он с Журой поделится…»

К вечеру подошла к Копайгородку. Толкнула дверь Егоровой землянки и удивилась; «Заперта изнутри? С чего бы это?»

— Кто там? Моюсь я, — донесся из-за двери испуганный голос Аграфены.

В землянках на земляном полу моются в исключительных случаях.

— Это я, Аграфена, Ксюша…

— Одна?

Упал на землю дрючок, подпиравший дверь, на пороге показалась Аграфена в сарафане а кофте.

— Пошто закрючилась? И свету нету…

— Проходи, проходи скорей.

С нар шепот:

— Ксю-ша-а…

Голос знакомый-знакомый.

— Вера? Откуда ты? — сбросив мешок с мясом на пол, Ксюша села на нары и сразу нашла в темноте Верину руку. — Рада, што тебя повстречала. Истомилась я… — пожала Верины пальцы. — Аграфена, в мешке маралье стегно, возьми половину. А сарынь-то где?

— Спасибо тебе, Ксюша, выручаешь ты нас… А ребят к куме Катерине на село с ночевой отправила. Егорша седни в ночную смену…

— Ксюша, мы тебя ждали. Мне надо Алексея Степного повидать, — шепнула Вера. — Я одна до рудника Баянкуль не дойду.

…Ушли этой же ночью. До рудника таежнику на лыжах день ходу. Вера стерла в кровь ноги, не пройдя и половины пути. Губы кусала от боли, слезы замерзали на щеках, но шла.

— Может, тут, у костра переждешь, — предлагала Ксюша, бинтуя травой загата стертые Верины ноги. — Я сюда приведу Алексея…

— Нет, никак нельзя, чтоб его в чем-нибудь заподозрили.

— Ты не побрезгуй. Мы в тайге к ранам прикладываем сырое мясо. Раны не сохнут, и заживают быстрее. Давай приложим кусочек? Видишь, как хорошо, А сверху — траву, и никакой портянки не надо…

— До сих пор не опомнюсь, как тебя увидела, — говорила Ксюша, устраивая первый ночлег. Она торила лыжню и тоже устала. — Вера, не буду пытать, откуда ты, от кого? Но скажи: остались еще большевики на свете?

— Остались.

— И много?

— Да больше, чем было.

— Как разошлись в Ральджерасе, так все вокруг словно в воде потонуло. Вавила… — поправилась: — Алексей на руднике, ты и другие товарищи разошлись кто куда, и будто друг друга не знаем. А вокруг нас — Россия… на сотни верст, говорят. Это правда?

— На тысячи, Ксюша.

— На тысячи?! Неужто так велика? А мне казалось, шго я одна, а округ меня: Ваницкий, Кузьма, Симеон, колчаки. Такие как Тарас говорят: «Мне любая власть хороша, лишь бы землю пахать не мешала». И казалось: ночь округ меня да вьюга. На сотни верст ни огня не видать, ни дороги, ни изб… И вдруг ты пришла. Значит, есть еще наши?

— Есть, есть, Ксюша. Подожди, и Тарас будет наш. В России за Уралом — Советская власть. В Сибири тоже есть города и села, где Советская власть. И Москва наша. Понимаешь?

— А она далеко, Москва?

— Далеко, — и рассмеялась тихо. — Не в Москву ли собралась? — И уже серьезно: — Ты здесь нужна, Ксюша.

— Кому?

— Нашему делу. Сегодня ведешь меня к… Вавиле, завтра поручат другое дело.

— Скорей бы. Тоска меня, Вера, одолевает. Почитай, все время в тайге — то прячусь, то зверя промышляю. И на селе тоскливо народ живет: таится да шепчется…

— Знаю, знаю все…

Разгорался костер. Вера сидела на куче пихтовых веток и, полузакрыв от усталости глаза, вдруг как бы запела. Так показалось Ксюше.

У лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь на дубе том:
И днем, и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом.