Эхо тайги

«Один хочешь взять? Грезишь, Ванюшка – дурак? Я тебя как накрою… – Хотел было повернуть, да снова остановился. «Вдруг на погоню нарвусь? Поймают, так не помилуют». Взмахнул вожжами.

– Но-о… но-о… окаянный. Давай вперед!

12

Подъезжая к Богомдарованному, Ванюшка еще не знал, что скажет Ксюше при встрече, как объяснит свое внезапное появление на прииске и, главное, как уговорит Ксюшу спасти его, схоронить от трибунала.

«Ее не разжалобишь, – злился Ванюшка. Другая б для мужа – в лепешку, а эта… про справедливость заговорит. Горев с Зориным убежали, у них, поди, есть где-то в городе логово. Яким-хитрюга, тоже берлогу себе сгоношил. А у меня ничегошеньки. На всем белом свете…»

Хотелось забраться как можно дальше от Притаежного, хуторов, Рогачева, где нет ни Вавилы, ни Веры, ни трибунала, ни даже Ксюши. Лучше бы в город. Но туда без денег не сунешься.

Вымещая злобу, хлестнул лошадь.

«А ежели Ксюха прослышала про Линду? Ее не разжалобишь».

Постепенно он успокоился, и в голове у него зародился план.

Добравшись до прииска, он бросил лошадь у шахты. Подбежав к землянке Егора, торопливо перекрестился!

– Господи, помоги, свечу поставлю, ей-ей, – открыв дверь, быстро оглядел нары. В землянке еще спала. Только Ксюша стояла у стола и месила тесто. Увидев Ванюшку, шагнула к нему, прижалась щекой к плечу, а руки завела за спину, чтоб не запачкать мукой.

– Наконец-то, родимый мой. Я тут всякое передумала…

– Не шуми. Как нога?

– Болит еще.

– Идти сможешь?

– Ежели шибко надо, смогу. А к чему ты? Похудел-то как… Синяк на щеке… Ссадины… Ваня, стряслось што?

– Постой ты, – оглянулся на дверь и опять шёпотом, на ухо: – Наших разбили, и колчаковцы с часу на час нагрянут на прииск.

– Што ты! – села на нары, провела ладонями по щекам, – Да наши все наступали. Мы ждали их с часу на час.

– Помнишь, Вавила учил: военное счастье – погода осенью. Колчаковцы были под самой Москвой, молебны за победу служили, а потом ка-ак покатились назад. Так и теперь стряслось: ждали красных, флаги готовили, а колчаковцы ка-ак нажали! Я еле утек.

– Господи, што за напасть такая,- посмотрела на нары, где, раскинувшись, спала Арина, а рядом с ней Аннушка. – Тут недавно лежал Валерий Ваницкий. Он тоже сказывал, наша победа близка.

– Все правильно, Ксюша. Победа близка, но колчаковцы ка-ак даванули – и, не давая время Ксюше опомниться, разобраться в мыслях, зашептал скороговоркой: – Вавила и Вера прислали меня вперед. Они еще бой дадут, а отступать станут в Богомдарованный и дальше – в тайгу. Велели нам с тобой идти на лабазы, смотреть, где што росомахи порешили, што цело. Хоть дров наготовить. Отряд усталый придет, и раненых будет дивно. Не спорь, не маши руками. Вера сказала, на тебя вся надежа. Лыжню промнем – отряд вдвое быстрей пойдет по промятому. Это военный приказ. Не выполнишь, особливо ежели отряд в лиху беду попадет, так они с нас шкуру спустят.

– А наших ты известил? На прииске? В Рогачево?

– Вавила сказал: пока никому. Колчаковцы могут прознать через лазутчиков, куда отряд собирается отступать и засаду устроить. Поняла? Аграфену с сарынью посля нас отряд заберет.

– Арину я разбужу. Нога болит шибко, она где поддержит, где как, а тебе лыжню прокладывать. Эй, крестна… крестна, проснись ты. Ну, спать здорова.

Через полчаса Ванюшка, Ксюша, Арина на лыжах ушли в тайгу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

Казалось, на окраинах города лопнула земная кора, вырвалась на поверхность веками томившаяся в подспудье лава и залила центральные улицы города. Шла первая после свержения колчаковщины первомайская демонстрация. Обычно тихий городок превратился в кипящий котел.

Смело мы в бой пойдем

За власть Советов,

И, как один, умрем

В борьбе за это.

Над колоннами демонстрантов знамен немного. Откуда взять людям кумач или просто лоскут, когда ткацкие фабрики стоят, когда ржавеют на путях паровозы, когда фермы взорванных колчаковцами железнодорожных мостов еще купаются в мутной весенней воде.

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПЕРВОЕ МАЯ!», «ВЛАДЫКОЙ МИРА БУДЕТ ТРУД!», «ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!» призывали немногочисленные транспаранты.

«.Мы наш, мы новый мир построим…

Не очень-то в лад, но во всю силу легких, хмельные от счастья победы, пели печатники, деповские, мукомолы, работницы с макаронной, солдаты. Демонстранты надели свою лучшую праздничную одежду. Нет нужды, что кое у кого она в заплатах. И заплаты могут выглядеть празднично, еслв праздник в душе, если счастье на сердце.

– Ур-р-ра-а-а… – взорвались криками демонстранты, когда над колонной, оглушительно треща, проплыл самолет.

– Да здравствует 1 Мая!

– Свободный май! Даже не верится. – Вера приложила ладони к горящим щекам и терла их, словно бы прогоняла сон. Она в кожаной черной тужурке, нарядной красной косынке. Невольно затормошила за локоть стоявшего рядом Вавилу.

– Подумай только, свободный… по-настоящему… Первый на земле по-настоящему народный праздник: и у нас, и в Москве, и в Одессе, и в Омске. Везде!