Эхо теней и другие мистические истории

Но это очень плохой дом, и думать о нём не хочу».

Мика с грустью вздыхает, качает головой, как будто бы извиняясь перед всё ещё сидящим на веточке важным, внимающим и наблюдающим за ней снегирём.

Тут же отпрянув от перекладины, она отступает чуть ближе к двери квартиры, обхватывает себя за плечи. Нет, это помутнение совсем-совсем не от высоты. Просто, засмотревшись на окно высотки по другую сторону улицы, она поймала крайне неприятный блик солнца на непрозрачном стекле. Очень однозначный блик, с улыбкой чуть-чуть и глазами.

Увидела того, кого не должно быть. Кому не место здесь, и кому никогда-никогда никто не обрадуется. Кого нет больше — но даже так, даже спустя всё случившееся, Белая Маска наблюдает за ней. Вот в этот самый момент, в менее сотни метров от неё самой. Он стоит там, напротив. И грустит. Сокрушается так, как может сокрушаться самый несчастный богач, чьи мешки золота единым махом обернулись в истлевшие тряпки, под какими роятся черви. Чей клад достался ему совсем не честным трудом, но грубою, злою силой — и от того был проклят, а теперь — обернулся в грязное, чуждое владельцу ничто.

Снегирь на ветке не встрепенулся, лишь только недоумённо косится, даже крылышко слегка поднимает, как будто бы говоря Мике: «Да ты не бойся! Ты уже вот-вот с нами! Иди, иди сюда, я тебя от всего закрою!».

***

«Мика.

Ми-ка.

Мик-ка.

Я пробую твоё имя на вкус».

Ты это вот так сказала? Помнишь? Помнишь-помнишь ту нашу ночь? Ту самую, когда всё решилось.

Ту самую, что стала последней каплей.

А так хочется, чтоб ты сейчас обняла меня!

Кем бы ты могла стать, пойди со мной? Я вот встретила красивых-красивых фей, а ты… Ты так и осталась с грязными, скучными человеками?

***

Ступить за грань — это и легко и сложно одновременно. Главное, что нужно понять — изнанку не ищут. Изнанка сама приходит. Открывается ищущей в тот самый миг, когда ткань реальности рвётся под натиском страха быть схваченной Белой Маской. Когда выбор между «ночевать в грязном клубе или ночном лесу» настолько очевиден, что его просто нет.

Даже сейчас, когда Мика обнимает себя за плечи, босая стоит на холодном кафеле, опираясь на застеклённую балконную дверь, ясно слышит всё нарастающий, всё приближающийся гул сирен — она знает: они поют.

Они стягиваются, чтоб принять к себе их блудливую дочь.

И она им откликнется, обязательно-обязательно. Вот только решится. Согласится сама с собой, что легенда не лжёт, и за всё прожитое — её руки раскинутые — да, обратятся в крылья. Да какой там, она уже чувствовала, как кожа у плеч, локтей чуть-чуть резалась, тянулась зудом, будто бы всего немного, и перья вот там прорежутся. Что пальцы её вытянутся изогнутыми, тонкими и чуть искривлёнными костями, обрамляясь в нужную, удобную для полёта форму.

Пробуждённая закрывает глаза. Поджимает губы.

Это стук трамвайных колёс?

Или колёс поезда?

Или нестройный и слишком навязчивый бой часов?

Может, стучатся в дверь?

В двери всегда стучатся, стоит ей лишь задуматься о том, чтобы стать иной. Чтоб новую форму обрести раз и навсегда для себя. Чтоб воплотиться в мечту, слепок памяти — и стать песней для тех, кто её запомнил.

Кобра раньше за подобное очень злилась. Именно она стучалась к ней всякий раз, когда Мика сама закрывалась.

Та милая, добрая Кобра, змея с головой женщины, чей воротник будто соткан из слепившихся чёрных комьев давно не мытых волос.

Она… Она по-своему любила Мику. Не могла не любить. Многое, что Мика узнала — это ведь всё от неё!

Змея с головой скорбной женщины рассказывала ей много сказок. Давно-давно ей рассказывала, окутывая Мику своим хвостом, качая её заботливо в своих кольцах. Именно благодаря ей, такой мудрой и почти всегда всё-всё-всё понимающей змеи Мике открылись знания и про лесных фей и ночных бабочек. И про то, что если она когда-нибудь станет одной из них — то жить ей в берлоге вместе с добрым медведем. Он будет кормить её мёдом, лицо ей всё им вымазывать — а потом поить тёплым чаем.

На вопросы Мики, спасёт ли такой медведь их от Белой Маски, женщина со змеиным телом лишь только вздыхала и добавляла, что уж лучше — Белая Маска, чем чужой незнакомый медведь.

И даже тогда, совсем маленькая, девочка твёрдо решила: она найдёт себе такого большого друга! И тогда всё-всё-всё будет лучше. Сделается ей хорошо.

И где же теперь этот друг? Да и так ли теперь то важно?

***

А ведь утро такое ясное!

Не белым, но золотым и с толикой меди светом лучи солнца ложатся на всё ещё сонный город. Воздух пронизан едва-уловимым звоном колокольчиков — так зима неспешно и аккуратно закутывает мир тонкой корочкой льда.

Слышатся колокольчики, звук такой, как тяжёлые сапоги утопают в сугробах.

Сказка!

Вечерняя сказка вот этой тяжёлой поступью надвигается к дому. Тому самому укромному домику, что ютится у опушки лесной. В чьих окнах зажжённый свет, а над крышею, во всём небе — лазурный и тёплый вечер, россыпь мелочи — множества точек-звёзд.