Луна закрывается. Но то не облако — то большое крыло. Сильный взмах — и по воздуху плывут перья. Ярко-красные, ярко-огненные — они падают к плотной поверхности озера. Маленькие кораблики, гонимые тихим ветром — они тянутся вослед отошедшим.
Но одно пёрышко отделятся от прочей стаи.
Маленькое пёрышко, лишённое красок. Обычное, неприметное — но именно оно остаётся на берегу.
С трепетом, своими слабыми дрожащими пальцами Мика поднимает это крохотное, тихое пёрышко. Любовно отряхивает его от грязи, от пыли. Отирает его о себя. Её-её пёрышко. Её самое-самое! Её личное!
Она прижимает его к такому же крохотному, такому же робкому своему сердечку — и смотрит вдаль, на стягивающееся над поверхностью глади густое дымное марево.
Ни злой златокудрой, ни печальной её молодой, ни великой кувшинки, ни водных дев — уже никого там не видно. Только перья, малые корабли, всё уходят, уходят вда
ль.Вот уже совсем увядает музыка.
Вновь луна открывается в небе.
Мягкий ветер прячется за гряду высокой густой листвы.
Обломки лодочки дальше по прибрежной косе. Много грязи и бурых комьев в ногах одинокой девушки. Рядом, повсюду — клочки оборванных флуоресцентных крыльев.
И кровавые следы от неровных шагов, тянущиеся к глубине.
Её ступни утопают в липком и влажном, сдобренным паутиной, нитями, плесенью, чёрными древесными соками, пристающем к лодыжкам песке.
Только пёрышко. Тёплое светлое пёрышко на раскрытых её ладонях. Самое важное пёрышко. Самое главное. Самое сокровенное. Оно лишено какого-то необычного цвета — а как будто всё-таки светится.
Она его обязательно сохранит! Обязательно-обязательно, во что бы то ей ни стало, она не позволит ему пропасть. Этому маленькому, слабому пёрышку. Приютит его. Унесёт в себе.
Густой туман застилает пространство. Забирает последние ноты песни. Поглощает опадающий к мутной ряби ветер.
Ночь. И почти тишина.
Только тихие звуки мерной, талой воды.
И шорох высоких трав.
Мика раздвигает перед собой заросли и выходит на берег озера.
Раньше в этих местах можно было услышать дикарское пенье, треск веток, поленьев огромного костра к Лите — а сейчас — никого. Ничего.
Только маленький
уголок берега — и бескрайняя тёмная гладь.«помыла руки»
безмятежное. Второе лицо
Заливистый смех и гулкие хлопки ладошек о большой разноцветный мячик.
Ты сжимаешь свои маленькие кулачки, бежишь вдоль паркета, догоняешь надувной мячик — подбиваешь вверх.
Хлопок — и он отбивается от твоих рук, летит к мужчине в ярком светлом костюме.
Лицо мужчины скрыто под Белой Маской.
Треугольные прорези глаз весёлые. И широкая большая улыбка. Сетчатая, скрывающая его рот под ней. Его костюм напоминает одежды фехтовальщиков. Только без шпаги. И, конечно же, без плаща.
Он ловит мяч картинно-отведённой ладонью, подбрасывает его над собой.
Ты тянешься на носках — но такая маленькая! А мячик — так высоко! Не поймать его, он под самым-самым, светлым, широким, светленьким потолком. Касается там поверхности — и нависает к тебе пеленой-зонтиком, весь в красных, синих и белых полосочках. Воздушный надувной мячик.
Чуть-чуть подпрыгиваешь и отбиваешь его макушкой — но оступаешься.
Упругий резиновый шарик гулко стукается о паркет — а ты махаешь руками, не удерживаешь равновесия.
Кричишь-кричишь, вскидываешь ладошки — и грузно падаешь. Вращаешь растерянной головой.
Тебе больно? Да нет! Это весело!
Ты смеёшься. Сидишь на паркете, наблюдаешь за катящимся к дальней стене мячиком-шаирком, болтаешь ногами, в ладошки хлопаешь!
Радостно! Хорошо!
Сегодня свободный день — и можно просто играться. И ты играешься.
Бегаешь по просторной-просторной комнате, раскинув руки. Так раскинув их, как будто летишь.
Ты маленький самолётик, который заходит на сложный, крутой вираж. Вписываешься в угол стены — и как раз удачно, успеваешь свернуть, не врезаешься — и — крутой поворот — догоняешь откатившийся мячик, замираешь, откидываешься всем своим небольшим весом назад. Закидываешь ногу, загибаешь её в колене — пинок! Пинок сильный! От всей души!
Бум! — Резиновый мячик снова взмывает вверх.
Ты сидишь на просторной постели. Постели мягкой, такой упругой!
Вертишь головой, оглядываешься по сторонам. Взгляд цепляется за много-много разных больших объектов.
Вот ты видишь комод. Толстенный и деревянный, с кучей полочек-ящичков.
Вот окно. Оно большое-большое — и очень плотно закрыто. Ещё и гардины вокруг, по углам свисают. Красненькие гардины, немного в песочных тонах. С башнями, замками и цветочками.
Ещё ты видишь картину, она висит на дальней стене. Ну, как картину. Пока там чёрточки-линии, какие-то каляки-маляки, разводы красок. Ясно-понятно, что работа над ней не окончена. Но её повесили как можно выше. Ты при всём своём самом огромном желании ни за что до неё не дотянешься.
Ты надуваешь свои раздутые, как у хомячка, щёки.
Ску-у-у-учна!
По этому поводу болтаешь ножками, хлопаешь ладошками по простыне. Подпрыгиваешь на матрасе.
Скучно! Скучно! Скучно!
Прыгаешь громко — но сама не кричишь.
Кричать ты совсем не любишь. Как-то у тебя так не принято.