Второй пассажир всхрапнул уже то ли в третий, то ли в четвёртый раз, грузно поднялся. Тяжело прошёл к выходу, покачиваясь на коротких толстых ногах.
Потом двери снова закрылись, и автобус как будто дал задний ход.
— А почему автобус «весёлый»? — всё же спросил Михаил.
— Дык этать, — водитель опять дал с силой по тормозам, и вход распахнулся. — Приехали! Выходить!
— Уже?
— Нет, блин, ещё посидить. Твоя остановка, ну.
… В любом случае, мужчина был рад перспективе покинуть этот диковинный транспорт.
***
Высадили его на просёлочной, с виду-то толком нехоженой дороге, и куда ни глянь — одна пыль, трава и холмы. И лесок на краю в отдалении. И ещё в другой стороне угадывался край скал, виднелся столп маяка.
«Посёл, квартира 7», — гласил покосившийся указатель, вбитый в землю чуть выше по склону.
И ведь всё верно.
Тот самый деревянный трёхэтажный старый дом с черепичной покатой крышей. Давно, ещё при советах, этот — да и многие другие дома вокруг — служили простыми турбазами, где мог остановиться любой уставший с дороги путник. Такие ещё в Карпатах остались. Знакомые Михаила даже за подобным домишкой присматривали.
Хотя бы это здание не переменилось, ровно такое же, как и пять лет назад. И воздух такой же чистый. Приятный солоноватый ветер со стороны моря.
Мужчина довольно выдохнул: он вернулся сюда. И вместе с возвращением в приятные сердцу места нахлынули и связанные с оным воспоминания, и уверенность, что — да, всё будет в порядке.
Согласно письму, Ната обещала, что будет ждать его в этом доме — и Михаил твёрдо кивнул, пошёл вперёд, вверх по склону.
Уже отсюда заметил, что входные двери открыты, а ручка — привязана к крючку у фронтальной стены.
Розу, его старшую дочь, этот дом отталкивал. Для неё всё это место выглядело слишком унылым и хмурым, громоздким и неуютным. В прошлый приезд, Михаил помнил — та уходила часто на пляж, или канючила, чтоб отец отвёл её в город, пока «ма с малой посидит».
А вот Машенька, медвежонок, лишь только увидела эту, как она тогда ещё воскликнула «хизыну», пришла в полный восторг. Что ни вечер, то всюду, везде всё старалась облазить, особенно — пыльный чердак. Вот у того окна круглого выпросила матрац, подушку, и там валялась с карандашами, раскрасками. И не вытащить её оттуда, только к ужину и спускалась.
А теперь — ни Розы рядом, ни Машеньки. Только хмурый, высящийся немой громадой на фоне подступающих сумерек этот старый и тихий дом.
***
Михаил переступил через порог, разулся в сенях и осмотрелся. Выключателем щёлкнул. Раздался характерный звук, вспыхнула свисающая на проводе лампочка под потолком.
— Я дома! — он окликнул вглубь помещений — и лишь толстые стены, укрытые серыми с желтизной старости обоями грузно нависали над ним.
На обувной стойке — пара чёрненьких шнурованных башмаков. На вешалке выше — светлое пальто и берет.
Ещё запах такой стоял, как кто-то картошку жарил, мясо варил. Ещё какие-то овощи. Всё именно что так по-домашнему.
«На троих приготовила, — Михаил вздохнул, опустил взгляд».
Мирная меланхолия нарушилась пронзительным звуком. В гостиной трезвонил домашний телефон — и вошедший заспешил к нему.
В это же время послышалась шаги в коридоре, со стороны лестницы на второй этаж.
Ответить на звонок… Да, это важнее.
Мужчина встал у круглого столика, снял трубку.
— Следователь Чернов, — слышалось сквозь хриплое шипение.
— Да-да, — ответил он, приставив ладонь к губам, чтоб на той линии его слышали чётче. — Михаил Зотов, слушаю.
— Отлично. Вашу дочь видели у ворот школы.
— Что значит «видели»? Почему она не с вами?
— Мы уже отправили людей за ней, не беспокойтесь.
Михаил облегчённо выдохнул, склонил голову набок, кивнул женщине, стоявшей в дверном проёме. Приветливо улыбнулся ей.
— Хорошо. Когда нам приехать?
— Мы сами её к вам доставим.
— Спасибо, спасибо большое…
— Всё, не теряйтесь. Отбой.
… и частые краткие гудки.
Только потом горе-отец и всё-таки так себе муж поднял взгляд на женщину, которая всё это время тихо стояла поодаль.
… Конечно же, он узнал её.
Всё те же широкие мешковатые бриджи. Носки с лисичками, свободный вязаный синий свитер. Пшеничного цвета волосы зачёсаны, часть прядей спадают на лицо, скрывая следы ожогов на левой щеке.
Ната стояла у входа в зал, опираясь на дверной косяк. Чуть склонив голову, поджала губы, вперилась в мужа вопрошающим взглядом — и ни разу не улыбалась.
— Михаил Викторович, — скрестила руки у груди, не язвила, но исходила на яд, — у вас есть ровно одна попытка, чтобы объясниться. Где моя дочь?
Он сделал глубокий вдох, приготовился. Ната в режиме фурии — никому бы не пожелал с ней столкнуться. И если ещё днём у него были хоть какие-то шансы отсрочить вот эту,
«Мы попали в аварию, и… »
«Погоди, я всё объясню… »
«Слушай, Нат, уже всё в порядке… »
Жена всё так же сверлила мужа очень, очень пристальным и тяжёлым взглядом. И достаточно громко и недвусмысленно молчала.
— Она в школе, — спокойно ответил мужчина и твёрдо кивнул.
Вместо ответа Ната приникла к нему — и хлёстко влепила по уже и так подставленной под удар щеке.