— Да ладно, — тот покусывал губы, мялся. — Раз ты тут… Ну, раз я тебя зачем-то не отпускаю, значит, себе
я не всё рассказать могу. Ты знаешь что-то. И мне поможешь узнать.Вот теперь старик повернулся, голову вскинул, оглядел сына сверху донизу.
— Будешь? — Коля протянул ему бутерброд.
Тот скривился, опять харкнул.
— Как шавку жратвой приманиваешь? Жри давай. Я и сам подойду.
Парень опять спрятал взгляд.
Но старик не солгал. Подошёл к сыну, сам на ступени упал. Колени раздвинул, руки между них уронил.
— О чём я тебя спросить хочу?
Отец хохотнул, хлопнул в ладони.
— Ты б ещё спросил, как мир во всём мире сделать. И на это я бы даже ответил!
— И как же? — сын прыснул.
— Да взорвать всё к ебени матери. Вот мирно будет. Тишина-пустота, природа чистая. Или сознание общее по проводам пропустить, чтоб все люди стали общим массивом данных. И никакого насилия, сплошной обмен информацией. Бессловесные сигналы, сервера эти ваши гудят, в океанах запрятаны — а Земля себе Землёй живёт-процветает.
— С языка снял.
Старик опять хохотнул, толкнул парня в плечо.
— Хошь чаек шугнём? А то, ишь, раскричались тут! Ля какие летают.
И правда, над водами кружила стая больших белых птиц. Парили, горланили о чём-то своём.
— Так патроны же кончились.
— А шо, — батя
всплеснул руками, — для тебя не найдутся? Для тебя-то я пули припас, ты тут не это, не это самое. Для тебя у меня найдётся, — приговаривал, поднимаясь, запустил ладонь в дырявый карман джинсов. — Хорошая пуля найдётся. Сразит, сразит наповал.***
Отец с сыном стояли на склоне холма. В руках Николая — старое ружьё. А в небе кружили чайки.
Вот так парня настигла ночь, в обители Морской Ведьмы, вместе с призраком-образом. И абсолютной неизвестностью того, что же произойдёт дальше.
Коля приставил к плечу приклад. Прицелился — выстрел — и только взмахнувшая крылом птица захлебнулась предсмертным криком, закружилась — и камнем рухнула к чёрной воде.
Лиза
Дверь с шумом захлопнулась, и девушка отшатнулась. Видела за стеклом саму себя, обнимающую Кристину.
Лиза с силой потянула дверную ручку — и та не только не поддалась, а вместо — попросту отделилась от самой двери, которая тут же пропала. Где только что был вход на кухню, теперь — одна только глухая стена.
— Ну що, Лізонько, — мягкий женский голос у неё за спиной. — Ходімо зі мною, рідненька. Нам є, про що говорити.
Девушка стиснула кулаки.
Околица не могла настолько искажать пространство. Если перед ней была комната — то помещение всё ещё есть. Просто Лиза его не видит. Зато всё ещё чувствует прилив сил. Очень-очень больших, злых сил. Желающих прорваться наружу. Найти выход, всплеск.
Сосредоточившись на образе светлой и тесной кухни, вырвав перед внутренним зрением Кристину, которая там, за стеклом, приникла к не-Лизе, девушка до боли сомкнула пальцы, отвела локоть — и...
… треск надломленной древесины, щепки, грубо торчащие искривлённые обломки коры.
Вторым ударом девушка проломила хлипкую стену — и только замерла. Её руки безвольно обмякли.
Ей открылась — да, действительно, комната. Сени. И приоткрытая дверь в лесок.
— Облиш, зіронько, — женщина в розовой юбке и жёлтой кофточке подошла к ней. — Ну що ти таке витворяєш? Знову усе руйнуєш.
Такой мягкий, заботливый, немного грустный, подавленный голос.
— Зовсім, зовсім від рук видбилася. І полишила нас, і забула. Я ж про Тимка недарма питала. Він так сумує, так сумує без тебе. Ходім до нього?
Сени полнились лесными запахами. Влажность, хвоя, густой и давящий воздух.