Экипаж черного корабля

– Командор, подрывов за последние месяц-два я насмотрелся достаточно – различу. Эта штука горела чрезвычайно долго и совсем ровным светом. Это было новое солнце.

– Да, ты уже говорил. Допустим так, но это ведь еще хуже.

– Я не знаю, командор, – пожал плечами Фейн. – А что собственно хуже?

– Здесь вообще нет объяснений.

– Я рассказываю то, что наблюдал. Ничего не сочиняю. К тому же, я не один. Нас трое. Да и то, это только на счет постройки, а зеленое солнце наблюдали еще двое. Или, думаете, все-таки, какая-нибудь наведенная галлюцинация?

– Я не знаю, что думать, – взялся за виски Лумис Диностарио. – мать-звезда Фиоль, слушай, у нас же есть астроном!

– Я тоже, еще по дороге, прикидывал на счет него, командор, – внезапно развеселился старший разведчик. – Давайте спросим у него на счет пришельцев с Мятой луны.

– Не пори ерунды, – махнул ладонью в его сторону Лумис, а сам подумал, что, в принципе, почему бы нет.

– Я понимаю ваш скепсис, командор, – таинственно улыбнулся Фейн, – но как вы объясните то, что эту громадину осветило именно зеленое солнце?

И тогда Лумис Диностарио воздержался от парирования: все жители планеты Гея ведали, что в небесах отсвечивает зеленым только луна Мятая и именно там, согласно божественному распорядку, помещается ад.

19. Умственный фонд Эйрарбии

Астроном прибился к ним – точнее – его подобрал отряд – в дальних окрестностях радиоактивного пепелища столицы Империи. Лумис изначально не планировал никаких гуманитарных миссий по спасению чего бы, и кого бы-то ни было. Не имелось у отряда ни сил, ни возможностей помочь сотням тысяч несчастных – счастливчиков уцелевших при взрывах, по которым их тройная мощь, со всеми поражающими факторами, прошлась вскользь, не превратив с настенные, зажаренные обои, в обгоняющие ветер летающие куклы, в пепельную золу, подвешенную в черной стратосферной печали, или еще в тысячи вещей, в которые легко и просто обращается человеческое тело, если не поскупиться высвободить очень много энергии в очень малую долю секунды. И уж тем более Лумис не предполагал участвовать в сохранении умственного фонда Эйрарбии, тем паче не сегодняшнего, а былого, почти эфемерного, эдакого унесшегося в тартарары, покрытого пылью циклов, времени забытой славы имперского до-атомного расцвета. Когда в толпе бредущих непонятно куда, но понятно почему, беженцев, Лумис увидел астронома, он, конечно же, сразу его узнал. Безусловно, повстанец Лумис высматривал в толпе не его, а хоть кого-то из собратьев по убитой намедни революции. Однако их простуженные судьбой лица не наблюдались.

Допустимо было пройти мимо, или приостановиться, давая видению затеряться в тысяче понурых затылков, однако это лицо, единственное знакомое среди моря чужой скорби, лицо вынесенное из того, похороненного пеплом блокадного героизма, побудило Лумиса дернуться; мягко, но с суровой непреклонностью цели, вклиниться в податливую тягучесть киселя толпы; выстоять, отжать покатостью плеч напирающую волну, и необъятным монолитом застыть поперек циркуляции иссохшего от тягот планетарного бытия астронома. Конечно, тот тоже его узнал.

– Молодой человек, – сказал он, когда людской прибой впечатал его в мертво стоящую, мускулистую преграду, – я не совсем понял, для чего вы тогда меня спасли? После уничтожения обсерватории – которое я вам, кстати, не прощаю – злой рок тянет меня из муки в муку, так что может вам вовсе не стоило меня выручать? А?

Разглядев академика, а особенно ощутив запах планетарного эксперта вблизи, Лумис сразу понял, что при обычном раскладе судьбы, не смотря на явно приобретенный в последние недели иммунитет к бытовым тяготам и врожденную философскую отрешенность, до конечного финала, ученому остается очень немного.

– Придется выручать вас снова, хотя к лучшему это или нет, я покуда не знаю, – предрек он словно разговорившаяся скала. – Следуйте за мной, надо отсюда выбираться. Держитесь за руку.

А когда они вырулили из потока и оказались около, недавно конфискованных у каких-то бандитов, вездеходов, Лумис добавил, обращаясь к одному из молодых соратников по истреблению избранных:

– Будете присматривать за пожилым. Заодно, если не лень, почерпнете каких-нибудь никчемных, но крайне забавных знаний. Человек интересный. Накормите и напоите его. Внутри машины, понятное дело, иначе эта толпа несчастных захлебнется слюной.

С тех пор астроном и следовал с ними везде, ибо распрощаться с ним теперь значило свести на нет все то, что уже вложено в восстановление его физического облика, ведь времена теперь стали еще похуже тех, в которых профессора подобрали. Ценность же его, как узкого специалиста-теоретика, вместе с ценностью его науки, и раньше на практике сводящаяся к нулю, теперь упала в отрицательную область – ни Фиоль, ни Красный Гигант Эрр, ни, тем более, какие-либо планетарные элементы системы над Геей уже не наблюдались.

20. Без сучка и без задоринки