— Что с тобой делает одиночество, — обратилась она к себе и громко спросила: — Ты уже сбежал или нет?
Бетельгейз светлой тенью прошел на кухню. Сейчас, в ярком свете, Йонсу могла разглядеть его в деталях — до белых вен у глаз.
— Садись. И пей. За наше знакомство?
Гость с сомнением покрутил бокал в руке.
— Я ведь пошутил, — произнес он, заставив Йонсу вновь внутренне загореться. — Ужасная вещь. От нее столько зла. Высвобождает то, что стараются скрыть, — тут он кинул на Ливэйг очередной пронизывающий взгляд и провел ладонью над чужим бокалом. — Теперь это какао. Можешь пить.
— Очень смешно, — с иронией откликнулась она. — Слышала о похожей шутке, только там воду в вино превращали, а не наоборот.
Бетельгейз пригубил коньяк и поморщился. Йонсу приподняла брови.
— Мне нечего скрывать, — заявил он.
— Неужели? Замечательное оправдание. А мне, значит, какао пить?
С пищей, напитками повелительница апейрона никогда не могла совладать. Это были слишком тонкие вещи, чтобы она, не способная сосредоточиться, меняла их, не нарушив вкуса. С эфемерной, едва различимой улыбкой Бетельгейз вновь провел ладонью над бокалом — напиток стал желто-белым, шуршащим.
— Шампанское, — и, задумавшись на мгновение, он чуть пошевелил пальцами. — Розовое шампанское.
Йонсу залюбовалась лиловыми переливами. Казалось, в бокал налили лепестки пиона. Полуэльфийка приподняла его и задумчиво посмотрела на Бетельгейза сквозь стекло. Он, полностью белый, стал темно-розовым, какой, по рассказам леди Валетты Инколоре, была сама жизнь.
— Кажется, коньяк помог. Ты кажешься более открытым. Может, полностью выпьешь? Вдруг узнаю, каким таинственным светом ты обладаешь, превращая алкоголь в какао.
— Я не закрытый. Я люблю наблюдать и слушать.
— За чем ты наблюдаешь, сидя рядом со мной?
Его бокал опустел от одного движения.
— Я люблю людей. Они удивительны. Сидя рядом с тобой, я чувствую тоску, боль и тихую злость. Тоскуешь от одиночества, боль пришла с потерей… не могу понять, на что злишься. На меня? Нет, ты переживала злость на набережной, смотря на волны. И как воспылала, смотря на луну. Это удивило. Поэтому я сел тогда в кафе. Я слабо вижу твое лицо и фигуру, — Йонсу сглотнула. — Мосант расплывается, как в запотевшем зеркале. Вижу чувства, пропускаю через себя. Наблюдаю за ними. Сейчас над тобой повисло облако страха. Почему?
Йонсу торопливо сделала глоток. Напиток освежал и слабо напоминал шампанское. Скорее разбавленный сладкий сироп, от которого мутнело в голове.
— Потому что ты Черный клинок Синааны, — с трудом проговорила она.
Клинки. Слуги Короля. Несчастные души, но не стоило считать их злыми или жестокими: многие становились Клинками будучи обманутыми. Черный клинок был не таков.
— Я наконец поняла, на кого ты похож. Принц Бетельгейз. Похож на папашу, — с отвращением процедила Йонсу. — Дитя связи двух миров, как говорят. Изгнанный из родного, не принятый здесь. Не человек, туман ночи, владеющий серебристой кровью, как и члены императорской семьи. Поэтому не краснеешь, и вены белы. Поэтому не видишь меня — только чувства, которыми питаешься. Уходи, пока я не вызвала апейрон. Уходи.
Бетельгейз, склонив голову, изучал ее кукольной синевой.
— Высокомерные, оторванные от обычных людей эгоисты, — обнажила она обвинение. — Мне не о чем с тобой разговаривать. Исчезни. Не заставляй делать хуже другим. Если я тебя трону, папаша явится с другого мира, чтобы отомстить, верно? Ты точно должен знать. Вы мыслите одинаково.
Принц Синааны встал.
— Ты говоришь так из-за моего отца или из-за меня самого?
В ответ Йонсу подняла и согнула в локте руку, освещенную зеленой материей. Бетельгейз отступил на шаг.
— Уходи.
— Предубеждение, — сказал он всего лишь одно слово и растворился в тумане, который впитался в пол, не оставив следа. Йонсу почувствовала, как где-то далеко-далеко, на другой стороне шара, лопнула струна, гласящая о перемещении.
— Предубеждение, — повторила Ливэйг. — Сынок Майриора не может быть нормальным. Тем более Клинок. Черный клинок. Я ведь слышала о тебе. Отец ест человечьи сердца на завтрак, а ты впитываешь чувства, как вампир в поиске крови, путешествуешь по Мосант. Вы с ним одинаковые. Можете помочь, но ничего не делаете. Как все остальные. Никому нет дела до родного дома, все болтают и думают, что конец никогда не наступит, а если наступит, то уже не при них. Ни у кого нет храбрости признаться. Кому я это рассказываю? — Йонсу попробовала «розовое шампанское», поморщилась и вылила его в раковину, после чего набрала стакан воды.
Буря за окном продолжала выть.
Карета подпрыгнула — Йонсу ударилась о дверцу и проснулась, тихо охнув от боли.
Закат. Лиловые разводы заполонили небо, и на краю горизонта завис искристо-голубой шар. В этом мире и солнце, и луна в конечном счете оказывались одного цвета. Был ли тайный смысл в обыденном факте?