Эклектика (СИ)

— Во всех смыслах, — отозвалась Ситри и в следующее мгновение почувствовала знакомый вкус обветренных губ. Рукой Валентайн поддерживал ее голову. Кровь в венах забежала быстрее, кости затрещали. Ситри пошевелила пальцами, и доспехи Полуночного рыцаря развеялись, осталась только длинная рубаха и бриджи. Валентайн вздрогнул.

— У тебя все органы смешались внутри, что ты делаешь?

— Главный на месте, — огрызнулась Ситри, опуская ладонь ему на поясницу. — Прекрати прикидываться чистоплюем, ты бесишь, когда так делаешь. Я знаю, какой ты на самом деле, оставь благородство для Белладонны, — вампирша впустила ему под кожу острые когти и вцепилась в губы поцелуем. Клыки вампирши давали невыносимое наслаждение; серебристая кровь заставляла Ситри дрожать от экстаза. Ей казалось, что теперь по венам бежит расплавленный металл. Кости начали срастаться с новой силой, клыки вошли глубже. С треском разорвалась ткань.

— Ты совсем больная, — от этих слов Ситри лишь сильнее впустила когти. В этот момент ей хотелось либо порвать Валентайна в клочья, либо чтобы он порвал в клочья ее. Вампирша оплела его ногами. Всегда загорелое лицо побледнело от прилива крови, Валентайн часто задышал от смешения боли и желания. — Ты совсем больная! Ты полутруп!

Ситри размяла шею. Кожа уже затянула дыры в глотке.

— Тебе самому хочется, рыцарь, — с издевкой в голосе сказала вампирша и протиснула ладонь под пояс бридж. Валентайн сдался. Они столько лет были вместе, что Ситри ни на мгновение не усомнилась в будущей победе, и от этого чувства сводило живот.

Лишь когда серебро глаз угасло и Валентайн невольно испустил стон, они оторвались друг от друга. Рубаха пропиталась кровью, на лице рыцаря отпечались грязно-багровые линии. Ситри, как разобранная кукла, лежала на камнях — Валентайн ухитрился сломать ей пару костей заново, и руками двигать проклятая вампиресса уже не могла. В желудок и кишки будто напихали гвоздей — Ситри улыбалась и таяла в сильной ровной боли, одном из немногих переживаний тела, оставшихся при ней. Пустота вместо сердца прекратила напоминать о себе.

— Дерьмо, — выругался Валентайн, заходя в реку по пояс, и принялся яростно тереть кожу.

Ситри попыталась рассмеяться, но из груди вырвалось только булькание.

— Не пытайся, ты убил столько народу, что никогда не избавишься… — она выдохнула и стальным прутом поправила платье, чтобы прикрыть черные гематомы на бедрах, — от этого всего.

Валентайн упрямо тер кожу. Рубаха стала чистой по его воле, но тело зачаровывать он не мог. Кровь не сходила с рук и вовсе впиталась в торс дьявольской татуировкой. Отвратительно… Внезапно полуночный рыцарь выпрямился, как ищейка, взявшая след. Он давно чувствовал, что в ущелье они уже не одни. Тень страха всегда следовала за одним из Клинков Короля.

— Не говори Белладонне! — выпалила Ситри, заметив бледную тень рядом. Вода замерзала, воздух загустел и стал холодным.

— Конечно не скажет, — ядовито сказал Валентайн, повернувшись к Лете Инколоре. — Иначе кто-то может сказать про нее и Майриора его жене.

Лета взглянула на него, но ничего не сказала. Валентайну она никогда не нравилась: слишком пресная. Темные провалы блестели над изысканной бледностью тонких черт лица, обрамленного выцветшими волосами. Когда-то давно, когда он и Лета боролись на стороне империи, Бесплотный клинок был совсем другим: цветущей златовласой красавицей, до забавного похожей на леди Астрею. Давно?.. Всего девятнадцать лет назад, девятнадцать лет, ставшими вечностью, как бы банально это ни звучало. Мир изменился настолько, что Лету с трудом получилось называть ласковым именем, просилось полное — Валетта. Оно стало подходить больше.

— Все прошло гладко? — спросила Ситри. Она обитала в королевстве дольше их на пару сотен веков.

— Да. Переправа сожжена, город затоплен.

— Эти двое никогда не могут сделать ничего нормально, — закатила глаза вампирша. — Куда смотрела Белладонна?

— За Риммой.

— Что ж это за ребенок такой, за которым должен следить главный Клинок Синааны? — с негодованием воскликнула Ситри. Лета уничижительно на нее посмотрела и взлетела в туман. Валентайн с рассеянным лицом пошел по воде.

— Эй, ты куда?!

— Приду, когда соберешься, − не поворачиваясь, ответил он, и Ситри снова осталась одна наедине со сладкой болью.

***

Валентайн не боялся света. Солнце ласково грело покрытую шрамами кожу и превращало непроглядно черный белок глаз обратно в белый — не более. Оно не превращало в иссохшуюся пыль — Ситри однажды лишилась так пальца на руке, попав под луч света; оно не обжигало, как Лету, до черных волдырей; оно лишь грело. Более того, он видел на свету. Темный лорд даже снял рубаху, чтобы насладиться солнцем. Меч находился в паре шагов от него, прислоненный к камню.