Эклектика (СИ)

— Так выглядит мир, каким он должен быть, — заметила Белладонна. — Шумные рынки, веселящиеся дети, девственная природа за крепостными стенами. Симбиоз с природой. Низкие домики с печной трубой. Люди работают, живут по-настоящему, любят каждый день. Я вижу это по воспоминаниям, — сказала она в ответ на недоуменный взгляд. — Синнэ Оссатура всегда была такой. Война не коснулась ее ни разу. Хотя я помню, что ты старался коснуться, — мягко пожурила Донна.

— Я… я ничего не знал. Не имел понятия, что происходит на самом деле.

— Никто не знает. Мы видим только малую часть событий. Те, кто видят все, называют себя богами — поэтому они судят нас, будучи беспристрастными и бесчеловечно объективными. Разумеется, я говорю о настоящих богах, — Донна улыбнулась. Валентайн подумал, что ослышался (в самом деле, неужели самый любимый Клинок Короля мог открыто обличать создателя?), но прежде, чем он осмелился задать уточняющий вопрос, послышался оклик. Они обернулись. К ним спускался всадник на коне, за его спиной развевался герб: восходящая луна меж двух острых зубцов гор.

— Как же я могла забыть, — раздосадованно сказала Донна, во что с трудом верилось — забыть? Едва ли она была способна на такое. Слепой и глухой ко всем, кроме себя, Валентайн решил, что она специально составила ему компанию.

— Долг зовет?

— Нет, посыльный из Абэнорда, — она непривычно тепло улыбнулась: — Не отдохнем вместе. До вечера.

На щеку Валентайна упал поцелуй. От неожиданности полуночный рыцарь никак не успел среагировать и только проводил уходящую Донну взглядом. Она шагала четко и быстро, как настоящий воин. Валентайн задумчиво потер щеку — колючая и небритая, как всегда.

— Черт, — выговорил он полюбившееся во Вселенной ругательство.

Какой-то жалкий поцелуй! А Валентайн уже не знал, куда себя деть. К счастью, знал, к кому. От Абэнорда шла дорога в Гифтгард, резиденцию Ситри Танойтиш. Она будет рада ему даже с недельной щетиной, особенно после долгой ссоры. С Ситри было легко. Ни извинений, ни подарков, ни обещаний не требовалось, только решительность и пустая комната. Действия. Долгие объяснения она не переносила. Никаких разговоров по душам, в которых он не разбирался! Попытки рассуждать четко и разумно, как Донна, никогда не приводили к успеху. С Ситри Танойтиш можно было оставаться собой, не костенеть изнутри, заглушая малейшие всплески эмоций.

Определившись с целью, Валентайн спрыгнул на самое дно ущелья, где плескался горный поток, и направился к его истокам. Тем самым он сократил путь по меньшей мере на час, отдав взамен секундную боль в костях. Можно было бы сразу перенестись в Гифтгард, но Валентайн соскучился по картинам новой родины. Да, были схожие пейзажи в Хайленде, но здесь они очаровывали нетронутостью и изяществом, сочетанием цветов. Очаровывали, вдохновляли, просили оберегать.

Жители королевства кланялись Валентайну, стоило ему пройти мимо. Уважение — изгнанный принц жаждал его всю жизнь. Он бился за империю на протяжение веков и не получил ничего волей Михаэля, Мару и Астреи. Только Синаана подарила долгожданное успокоение. Валентайн защищал свой народ и любимую женщину, Донну — был ли он когда-нибудь счастлив столь сильно? Вдыхая морской воздух с нотками хвойного леса, понимал, что нет.

Валентайн, переговорив со стражей на границе Гифгарда, узнал, что Стальной клинок занималась любимым делом — пытками. «Мучилище» располагалось за пределами города, в бывших копях. Они давно опустели, и в них обустроили темницы, за которыми вызвалась следить Ситри. «У каждого свое хобби», — важно заявляла она в ответ на все упреки.

Ступени крошились под тяжестью сапог — Валентайн не замечал этого. Ноги несли его вниз, ступень за ступенью. Обитель разгоряченного железа. В детстве малышка Ситри, гуляя по подвалам Анлоса, любила играть с тюремными цепями. А Сёршу, ее мать, грезила, что дочь станет судией Света. Не всем мечтам суждено сбыться. Сёршу стала десницей Хайленда, а Ситри — Стальным клинком Синааны.

Бесчисленные клетки висели в ущелье, заполненные потерявшими разум. Кто-то с ненавистью во взгляде смотрел на изгнанного принца империи, кто-то провожал с тоской, а кто-то просто лежал, не в силах подняться. Ситри выпивала по нескольку тел в день, высушивая их до дна. После она, издеваясь, занималась своим любимым делом: мучила пленников. Сила металла, дарованная Королем, позволяла ей делать это с легкостью. Бесчеловечность у вампирессы впиталась в кровь. Выходцы пустынь отличались своеобразным, жестоким взглядом на жизнь. «Выживает сильнейший», — таково было кредо Ситри, унаследованное от матери. Сёршу, будучи когда-то палачом в этом самом ущелье, сжигала жертв быстро, не успевая даже причинить боли. Нынешним пленникам повезло меньше. Ситри знала толк в пытках, и Валентайн первое время помогал ей в них, выбивая стоны и крики из уст пойманных жителей империи. Потом месть, злость и ярость, псами грызущие его, утихли под ласковыми речами Белладонны.

— Почему я стал именно таким? — неожиданно для себя самого вслух спросил Валентайн.