Эклектика (СИ)

Лицо Фаталь осталось практически нетронутым, но Бетельгейз знал, что скрывается за простыней с гербом синнэ. Южный мыс обрывался в скалы. Они изуродовали тело Небесного клинка. Как сферы в залах Ожерелья, человеческие души были слишком хрупки, чтобы оставлять их независимыми. Люди не могли видеть все последствия, в отличие от создателей, подвергались сиюминутным порывам и часто делали неверный выбор. Как бы ни сладка была свобода, ее привкус оказывался горьким — для хозяина или же его близких.

— Да, так будет правильно, — мрачно согласился Бетельгейз и силой воли поднял Фаталь в воздух. Поняв его, Майриор присоединился. Вместе они опустили труп в воду — та засветилась, забурлила, принимая в свою толщу очередной «дар», и, заполучив его до конца, успокоилась. Рыжие волосы долго различались в кристально-чистой воде. Бетельгейз смотрел на бездонный колодец, ведущий то ли в ад, то ли в рай — трудно было понять, оставаясь живым. Когда последний огненный всполох угас, Бетти болезненно прикрыл глаза. Церемония — и прощание — кончилось.

— Созвездие появится над Хайлендом, где она родилась. Пусть венценосные потомки любуются потерянной родственницей вечность. Из дома… из королевства оно будет неразличимо, — отец помолчал. — Забудь ее. Воспоминания ничем не помогут. Поверь, я знаю.

Аура отца непривычно спокойно мерцала. О ком он говорил? Ответа не было, как и дамы сердца. Вот уже много лет Король Синааны был одинок. Принцесса Сиенна Чарингхолле появлялась столь редко, что сам Бетельгейз начинал забывать ее образ. Едва ли ее и отца можно было назвать супругами; о других Бетти ничего не знал.

— Я… хочу оставить Мосант на пару дней, — несколько робко проговорил Майриор под громогласную речь одного из Клинков. Все внимание притягивал оратор, и на двух владык никто не смотрел, кроме жалостливой Эйа. К ней они стояли спиной. — Мне нужно подумать. Посетить другие миры, может, побродить по руинам старого дома, навестить сестру… Я оставлю Мосант на тебя. Это несложно.

Бетельгейз кивнул. Почему-то просьба не удивила.

— Он жив? — задал Бетти на первый взгляд странный вопрос, но отец прекрасно его понял. Майриор показал левую руку, на безымянном пальце которого горело кольцо из белого золота.

— Да.

— Но уже не похож на прежний.

Майриор почему-то усмехнулся. Неестественная улыбка вкупе с блестящими от влаги глазами смотрелась страшно.

— Родина стала руинами еще при мне. Сейчас изменилась даже форма мира. Была плоская, стала сферой. Не думаю, что смогу пробыть там долго. Два, может, три дня. Ты справишься. Главное — оставаться спокойным. На это ты точно способен, способен больше, чем я сам. Дай руку.

Бетельгейз почувствовал, что на его ладонь упало невесомое кольцо. Сапфировый полумесяц, по сравнению с другими «мирами», был скромен. Однако при более внимательном изучении в сознании возник вид двух континентов, разделенных бурным проливом. «Мосант», — узнал чарингхолльский принц и, соткав цепочку, надел дар на шею и спрятал под рубашку.

— Когда я храню его, то думаю, зачем это начал. Найди для себя схожий аргумент.

Бетельгейз, помедлив, качнул головой. Причины отца он знал, возможно, не считал их «правильными», но, все-таки, уважал и понимал, что «свои причины» окажутся диаметрально противоположными.

Майриор, словно угадав их, бросил с раздражением:

— Только не нужно всю Мосант переносить на небо! Я знаю человек десять со всего мира, которые это действительно заслужили.

— Клинки? — решил пошутить Бетельгейз, но настроение отца стало еще мрачнее.

— О, нет. Из них — только трое. Остальные — эгоисты, которые мечтают вымолить счастье.

Оба вновь опустили взгляды на озеро. Тело Фаталь было уже неразличимо.

— Ты считал ее четвертой или поступил так ради меня? — напрямую спросил Бетти, и Майриор задумчиво накрутил прядь длинной челки на палец. Бетельгейз угадал ответ до того, как он прозвучал.

— Последнее. Решил, что на твоем месте захотел бы именно этого. Я… понимаю, что ты чувствуешь, и не хочу повторять ошибки своего отца. Он ничего мне не оставил, кроме, — Майриор чуть отвел в сторону нижний край воротника, обнажая шрам, — этого. Я не увижу ее ни на одном небе. На небе я увижу только причину ее смерти, — отец закусил губу. — Радуйся: теперь Фаталь будет счастлива, она всегда мечтала гореть, светя другому. Созвездие можешь выбрать сам. Давай отойдем подальше.

Бетельгейз обернулся. Народ за их спинами ликовал, приветствуя нового Главного клинка. Белладонна скромно стояла под взглядами многотысячной толпы и не знала, куда себя деть. Приходилось улыбаться.

— Примерно так же они бы радовались, если бы погиб я, — прокомментировал отец, нахмурившись. — Надо будет заняться их верностью. Смотреть противно.

— Радость на похоронах…