Эклектика (СИ)

Русло реки наливалось водами. Майриор шел по течению, не оставляя ряби. Белые одежды практически сливались с грязно-снежными барханами вокруг. Цепочка растворилась — кольцо вернулось на палец законного владельца. Туман поднимался ввысь и формировал новые облака. Ветер стих.

— Мне стыдно, что я подвел тебя, пап, — сказал Бетельгейз, когда Майриор оказался рядом. — Я больше никогда не буду думать о тебе плохо.

— О, а ты думал? Ничего страшного. — Принц едва ощутил пару похлопываний по плечу. — Уверяю, сейчас произошедшее занимает меня в последнюю очередь. Несчастья закаляют, верно? Иногда их нужно пережить, чтобы стать кем-то стоящим.

Плотина, сдерживающая слезы, рухнула. Бетти спрятал лицо в ладонях.

— Я просто жалок! — вырвалось у него. Помедлив, Майриор приобнял его.

— Неправда. Любой другой вызвал бы апокалипсис через пару минут, а ты продержался целых десять. Неплохой результат.

— Люди погибли, чтобы я стал кем-то? — уже со злостью выпалил Бетельгейз. Объятия разжались. Почувствовав, что отец отступил на пару шагов, он опустил ладони. Глаза щипало. Силуэт Майриора расплывался.

— Ты никогда не задумывался, что будет с миром, если меня не станет? Я скажу. Мосант исчезнет со мной. Останется мгновение, чтобы передать ее в руки, способные удержать. Цель оправдывает средства, мой дорогой сын. Это полезный опыт.

— Были другие способы…

Майриор резко откинул челку со взмокшего лба.

— Я уходил не для того, чтобы тебя проверять! Это стечение обстоятельств. Я устал. Ты следил за Мосант десять минут, а я? Скоро пойдет пятая тысяча лет. За пять тысяч лет я ни разу не покидал это измерение, не снимал эту ношу. Не знал, что происходит дома, мне только рассказывали. Лучше бы продолжал не знать, Бетельгейз. Возвращение не связано с твоим промахом, можешь не корить себя.

Повисла пауза.

— Из-за чего же? — с прохладой спросил Бетельгейз. Майриор ответил не сразу:

— Увидел достаточно. Мои поздравления, сын. Буквально только что родился твой очередной дядя. Наше семейное древо растет быстрее, чем я успеваю это осмыслить. Надеюсь, он кончит так же, как твоя младшая тетка — в коме и бесполезности.

Сказав это, Майриор Десенто начал спускаться к реке. Селирьера текла неспешно и ровно.

Пахло дымом и пеплом.

========== Глава 45 Призванная разрушать ==========

16 число месяца Постериоры,

Йонсу В. Ливэйг

Пальцы, окутанные дымкой, касались разорванной грудной клетки — кость к кости, жила к жиле. Ни крови, ни боли, ни шрамов. Никто в целом мире не научился подобному, только она, Йонсу Ливэйг, призванная разрушать. Дымка была цвета малахита. Малахит вырывался из каждой поры на коже; некоторые считали апейрон изумрудным, но она-то всегда знала, что это именно малахит. Йонсу носила напоминание об апейроне в ушах — сережки подарил Валери на третью годовщину, — и его знак, нанесенный на запястье кронпринцем. Михаэль отмечал каждого из личной гвардии: девятнадцать лет назад линии, оплетавшие руку, спрятались под кожу, но после захвата Каалем-сум проявились вновь. Йонсу не сомневалась в его смерти — доказательство было начертано малахитовой крошкой и зачаровано светом. На протяжении жизни оно напоминало о долге. Долг. Единственное, что объединяло Михаэля Аустена и Йонсу Ливэйг: оба считали, что обязаны защищать мир любой ценой. Он — потому что происхождение предполагало ответственность, она — потому что не уважала бы себя, зная, что не помогла тем, кому могла помочь. На других не стоило надеяться. Большинству все равно. И, раз Михаэль оставил Йонсу, биться за равновесие ей предстояло одной.

В Мосант поклонялись серебру; Йонсу верила — настоящая мощь скрыта в зелени апейрона.

Она аккуратно соединяла края рваной раны, останавливала кровотечение и заглушала боль. Жертва не двигалась. Душа была в месте, прозванном «Бездной», на самой границе, откуда еще могла выбраться, а тело осталось пустой оболочкой на берегу Сёльвы. «Бездной» считали скопище душ. Их создали Эрмисса и Майриор во времена, когда Мосант только начинала приобретать знакомые всем очертания. Душа покидала скопище четыре раза — последняя смерть разрывала ее на десятки частей. Благородные храбрецы попадали на небесную гладь, прочие были обречены на пустоту, обрывки их душ путешествовали по Мосант вечно. Йонсу кинула взгляд на Сёльву, течение которой наполняли подобные «крохи», и подумала, что никому на свете не желала бы такой участи. Вот только «никем», по правилам Майриора, становилось большинство.

Рана, наконец, затянулась. Осталось последнее.

— Ненавижу молнии, — прошептала Йонсу, но крошечные голубые разряды все же сорвались с кончиков пальцев. Сердце забилось часто и ровно, легкие расправились. Чуть улыбнувшись, она добавила: — Теперь спи.