Йонсу плелась сзади. Она неустанно думала о единственном задании, выполненном вместе с Михаэлем: убийстве Громового клинка во время Первой Космической. По подсказке кронпринца она использовала лаванду и мяту, чтобы рассеять душу и тело одновременно; получится ли использовать то же самое на Кэтрин, если придется? Другого способа не существовало. «Стоп. Это последнее перерождение Кэт», — сообразила Йонсу и поняла, что можно ограничиться обычной физической силой. Она задумчиво посмотрела на широкую спину целительницы и обмерла.
— Погодите! — полуэльфийка проскользнула между Кэт и каменной глыбой и оказалась впереди. Как она и ожидала, по груди спасенной расползалось черное пятно. Йонсу коснулась его пальцем и сразу отдернула руку. — Что это?
Вишневые губы не собирались открываться. Некоторое время Ливэйг ждала, скажет ли Кэтрин хоть что-то, но та продолжала молчать. Синие пятна на лице и шее становились темнее и шире. Йонсу показалось, что кожа Кэт отвердевала прямо на глазах. Целительница смотрела на нее сквозь ткань. Помнила ли она имена, которые назвал Джейнис? Йонсу не была уверена. Ясно другое: проклятие Леты Инколоре начало грызть душу Кэт с новой силой.
========== Глава 46 Следствие любви ==========
15-18 числа месяца Постериоры,
Белладонна
Белладонна чувствовала.
Боль. Она оказалась не невесомым, едва уловимым явлением; боль стала состоянием, тем единственным, что связывало ее с жизнью. Донна помнила, что вначале «состояние» располагалось у ее ног, как котенок или щенок, и приветливо покалывало, грело пальцы. Она успела подумать, что проклятие не даст ни смерти, ни возможности ее понять; но тут лава провалилась под ногами, и тепло сменилось жаром, а образ — реальностью. Боль колола тело, поднималась все выше и выше, пока не утянула в омут с головой. Она вгрызалась внутрь, орган за органом, клетка за клеткой, пока не добралась до души — значит, она была материальной, верно? Боль-явление отдавалась волнами по телу со злобой; боль-состояние была не такова. Белладонна таяла в ее объятиях. Когда сотни импульсов соединились в одно — оболочку души, наступило затишье. Долгое время ничего не происходило. Донна плавала в жидкой, расплавленной боли и не ощущала ничего. Время покинуло ее. Свет изгладился из памяти, осталась лишь ночь. Не тьма, нет. Тьма пряталась за ночью, где-то в глубине. Белладоннаувидела ее не сразу. Черное пламя бездны выступило из ночи внезапно и раскололо мир до конца.
Глаза бездны смотрели на Белладонну — и сквозь нее. Она стала никем. Ничто пожирало Белладонну; душа распадалась на куски. Небо не звало ее к себе — Король не сдержал обещания.
Ледяное спокойствие.
Умиротворение.
А потом вдруг боль вернулась. Жгучая, окутавшая тело боль. Донна закричала, сажая голос до хрипоты. Не пелена, не ласковые волны — собиравшие воедино плоть когти. Плоть, кусок мяса, дрожащий перед болью — вот чем она была в тот момент. Не человек и даже не животное. Внутри не оказалось ничего, а окружало только одно — невыносимый унизительный страх. Он был сильнее гордости. «Он всегда был сильнее», — поняла Белладонна, прежде чем задрожать от новой вспышки. Вспышки. Они прочерчивали вернувшуюся ночь. Первая, вторая, третья — огни соединялись и слепили отвыкшие глаза. «Значит, я вижу?» — подумалось Донне. Да, она видела. Она дышала. Мир снова склеился, обжег лавой. Воздух горел в легких, колол глаза, и во всем теле разливалась странная свинцовая тяжесть. Жизнь? В лицо хлынул свет.
— Идиотка, идиотка! Не смей умирать!
Сияние уняло боль. Сознание затуманилось.
Белладонна видела прошлое. Настоящая жизнь началась в Мосант, и воспоминания о скуке принцессы за Гранью не приходили к ней. Утро, когда она стала Главным клинком. Полдень, к которому привел Валентайн, и бесконечно долгий вечер длинною девятнадцать лет. Донна вспоминала веранды и аллеи Сердца Оссатурлэма, своей резиденции, парк Абэнорда, бесчисленные набережные и мосты, пляжи и любимые тропы. Красоты Зачарованных садов, долин Стикса, Ахерона и Коцита, юга Эллионы, прибрежных островов, мысов и полей пролетали перед ней, напоминая, что Белладонна осмелилась оставить. Что и кого. В долинах, на островах, полях и мысах стояли города. Каждая деталь королевства напоминала о Валентайне, но Донна не забывала, что была обязана защищать. Синаана. Ее народ. Почему она предала их? Впервые в жизни Белладонна отвернулась от голоса рассудка, послушала сердце — оно приказало идти к бурлящим лавовым гейзерам. Ошиблось. Ее долг — защищать, и никакие потери не должны затмевать его.
Синаана — самое дорогое, что было в жизни Белладонны. После любимого. Теперь Валентайна нет.
Белладонна открыла глаз.