Эклектика (СИ)

Белладонна не хотела слушать разговор, стремительно переходящий в ссору любовников. Однако она не имела сил даже на то, чтобы повернуть голову. Айвена всегда удивляла Донну умением делать выводы из, казалось бы, простых фраз. Иногда даже из молчания. Как это делалось, Белладонна не понимала, но подобные истерики раздражали как ее, так и Майриора. На улице заворчали тучи — Мосант готовилась к грозе.

— Не люблю, — произнес Майриор хладнокровно. — За что мне тебя любить?

«Для этого нужна причина?» — мгновенно вспомнила Белладонна. Голос Валентайна прошелестел внутри, как кладбищенская листва. Глаза защипало. Слезы… Когда-то Белладонна не верила, что сможет заплакать. Механическое сознание не знало страданий, твердили ей. Ошибались. Сцена у лавового озера доказала обратное. Белладонна прикрыла глаза, пытаясь успокоиться. «Рассудок ошибается реже», — вспомнила она собственное кредо и без труда убедила себя, что слезы ничего не изменят. Они высохли прежде, чем успели выбраться на волю.

Вместо нее разрыдалась Вейни. У вампирессы никогда не возникало проблем с отсутствием эмоций. Поврежденное сознание выплескивало их с поразительной частотой.

— Ты жестокий! — завыла она.

— Честный, хотела сказать, — парировал Майриор. — Тебя устроило бы больше, если бы я врал? — в голос закралось нечто новое, что Белладонна прозвала «ядовитым лукавством». Рыдания внезапно прекратились. — Ты помнишь свою смерть? — добавил Король внезапно.

Повисла пауза. Белладонна незаметно взглянула на Вейни — та сменила бледность на мрамор, истерика уступила место отрешенности. Создавалось впечатление, что вампиресса перестала понимать, где находится, а «когда» — подавно. Айвена всегда с трудом ориентировалась во времени.

— Да… — как робот, откликнулась она. — Я всегда буду помнить свой последний момент.

Лица Майриора не было видно.

— Ты вспомнишь их и в свой самый последний момент, — в сказанном вновь сквозило «ядовитое лукавство». Взгляд Айвены опустел окончательно. — Если хочешь помочь Белладонне выздороветь, сходи к Леонарду, он пытается приготовить завтрак своей госпоже. Его стряпня определенно не принесет ей никакой пользы. Иди.

Айвена направилась в сторону дверей. Порой создавалось впечатление, что она не видела под собой пол. Мелкими-мелкими шажками добравшись до двери, Вейни нащупала рукой косяк и вдруг застыла, точно восковая фигура, посреди проема. Майриор выпрямился и почему-то снял с пальца одно из колец. Он смотрел на него, на скупой круг из белого золота.

— Я… — раздался бесцветный голос, после чего вновь наступила пауза. Вейни стояла в прежней позе. Прошло не меньше десяти секунд, прежде чем прозвучало продолжение: — Вернусь позже.

Айвена исчезла в коридоре. Майриор надел кольцо обратно. «Ты мог бы вылечить ее, — стучало в голове у Донны. — Ты мог сделать это давно! Так же, как Нааму или Сёршу! Но ты только наблюдаешь, тебе интересно наблюдать, как они страдают. Благословение Короля! Трижды прав был Валентайн, уличая тебя во лжи!» Почему она не замечала? Может, потому что не хотела? Ей не хотелось видеть изъяны в своем создателе, ведь это подтверждало бы ее несовершенство? Майриор мог «вознаградить» схожим заболеванием или внушить любовь, чтобы показательно убить ее после. Это значило бы победу разума над чувством. Это значило, что любовь была ненастоящей; действительно, Валентайн не прогадал, назвав Короля «зарвавшимся дитем»!

«Закрой мысли», — одернула себя Белладонна. Думать так небезопасно. При всей своей гениальности Майриор был крайне самовлюблен, и в этом крылась его глупость. Создавшему Мосант и в голову не приходило, что обычный смертный сможет найти обходной путь кода матрицы и закрывать сознание от Него, Бога. Этот способ открыла Мару Лэй и научила технике своего первого мужа, Валентайна. Валентайн, став синаанцем, научил Белладонну. Больше, помимо Йонсу и кронпринца, скрывать мысли не умел никто. Умы жителей мира были открытой книгой для Майриора, и он вытаскивал самые потаенные желания из глубин подсознания, чтобы воспользоваться ими. Он знал мечты каждого и исполнял их, забирая взамен то, чему люди не придавали значения. Свобода, чувства, человечность. Мало кто ценил их, обладая, но лишившись, понимал тяжесть утраты.

— Ты сделала, что я сказал? — внезапно обратился Майриор к кому-то.