Эклектика (СИ)

Она лежала на кровати. Не своей — родную Донна узнала бы на ощупь. На такой простыне должен лежать не воин, привыкший спать на голой земле, подложив руку под голову, а капризная принцесса. Подушка казалась слишком большой. Шея затекала, тело вязло в мягкой перине. Белладонна поймала себя на мысли, что не чувствует боли. Внутри растекалась слабость, и только — довольно странные последствия смерти. Сколько она провела в воспоминаниях и, главное, где находится? Донна глубоко вдохнула. Главный клинок королевства знал аромат каждого синнэ: Оссатура пахла грозой и лесом, Гифтгард — йодом с примесью пепла, Эллиона скрипела на зубах безвкусным песком. В неизвестной же комнате отчетливо различалась свежесть Зачарованных садов. «Столица», — поняла Белладонна. Над головой, на балдахине, надоедливо кружились звезды. Изредка их разгоняли лунные лучи.

— С ней все будет хорошо?

Голос Айвены дрожал. Донна с трудом повернула голову — вампиресса стояла около кровати. Ее губы горели, слезы стояли в глазах, косы растрепались. Цвет платья заставил Белладонну поморщиться. Ярко. Голову немедленно пронзило болью, и она отвела взгляд — в комнате оказался тот, кого она меньше всего хотела увидеть. Майриор сидел около кровати, склонившись над ней. В отражении его глаз Белладонна видела себя. Тело покрывали неровные полосы кожи разного оттенка серого, от мертво-белого до пыльно-бордового. Только правая сторона лица отвратительно чернела, обнажая пустоту. Белые простыни обагрились кровью с разводами полос пепла. Белладонна не знала, что нанесло ей больше увечий: бездна или лава. Причина, впрочем, была одна. Донна выдержала взгляд Майриора без труда. Она не боялась. Страх превосходно лечился презрением. Кажется, Майриор уловил его. Монарх отстранился, и его взгляд затуманился.

Вейни повторила вопрос.

— Да, — ответила сама Белладонна. Вампиресса тепло улыбнулась и села на колени перед кроватью. Ее хрупкие пальцы соединились с пальцами Донны, которая даже не заметила этого. Она продолжала смотреть на Майриора и понимала, что презрение перерождается в нечто большее — ненависть. Странное незнакомое чувство. За долгую жизнь Абадонна ни разу не сталкивалась с ненавистью. «Ты заслужил», — думала она, изучая тщедушную фигуру со сложенными на груди руками.

Вейни, если и замечала происходящее — разумеется, замечала, — никак не показывала смущения.

— Замечательно! Я так боялась, что ты не оправишься, — прощебетала она. — Майри отдал тебе свой свет. Он тоже волновался, но не скажет этого, а я знаю! Не скажет и того, что обессилел. — Король нахмурился. — Жаль, что он не смог исцелить тебя до конца. Но ерунда! — Вейни вновь улыбнулась, отчего Белладонна немного смягчилась. — Я бывшая медсестра и, конечно, выхожу тебя, будешь здорова через пару дней! Обещаю!

Про род занятий Айвены Ветвицкой Донна слышала первый раз. Она знала только то, что сияющая перед ней девушка «скончалась» в возрасте тридцати четырех лет в психиатрической лечебнице, брошенная мужем и ребенком, про существование которого Вейни даже не помнила. Она была свято уверена, что бесплодна. Никому не хватало духу напомнить о сыне. Что толку? Он умер двести лет назад. Не хотелось сгонять улыбку с лица столь несчастного существа.

— Майри в Ожерелье был, передал мир, но вернулся, когда почувствовал, что ты в опасности, — судя по голосу, Айвена была очень горда поступком любимого монарха. — Мы вытащили тебя из лавы… Кости ног пришлось растить заново. Их не было. Лава обглодала тебя до груди, поэтому ничего странного, что Майри немного устал!

— Да не устал я! — возопил Майриор. — Со мной все нормально! Я… я решил дать передохнуть ей! Отвали от меня и рот закрой наконец!

Айвена, взвизгнув, отползла в сторону. «Какой же мерзкий, — подумала Донна. — Только такой, как ты, может поднять руку на слабого или накричать на него». Лицо Майриора пылало от негодования. Как это его, божество, выставили слабаком? Сжав губы до бесцветной линии, он положил ладонь на грудь Донны. Около глаз и на руках Майриора немедленно проступили вены — он собирал остатки сил. Зрачки стали белыми. Руки божества Мосант начали скользить по телу, исцеляя. Кожа восстанавливалась, светлела, зрачки Майриора, наоборот, медленно угасали — он передавал свое серебро ей. Донна выносила близость монарха с отвращением. Убийца. Предатель. Ей было противно находиться рядом с ублюдком, разжигающим войны от скуки.

— Не трогай, — произнесла Белладонна, едва ладонь коснулась лица.

Метку, оставленную пощечиной, она предпочла сохранить.

Майриор остановился.

— Если ты еще хоть раз тронешь меня, — продолжила Белладонна, — то будь уверен: Золотые палаты сгорят быстро.