Эклектика (СИ)

— Йонсу? — позвал он, когда тишина показалась невыносимой. Невыносимой казалась и мысль, что Йонсу умрет у него на руках; однако она чуть пошевелилась, и в темноте Майри различил знакомые зеленоватые искорки. Они были прямо перед ним. Нет, мир потерян не до конца. Некая часть продолжала подчиняться ему, Майриор попытался найти знакомые связи в темноте, однако голова слишком болела, чтобы воспринимать.

— Никогда не думал, что встречу этот момент с тобой, — нашелся ответ на молчаливый вопрос. — Ну, то есть… Мы никогда друг другу не нравились.

— Никогда? — уточнила Йонсу.

«В тот день, когда ты вышла из машины с отцом, — подумал Майриор, и по телу разлилась новая волна тепла и боли. — В утро нашей встречи у Саманты, встреча в твоем храме, видение под ноты пианино…»

— Нет, никогда, — соврал он. — Или я чего-то не знаю? — Майри вдруг решил пошутить, чтобы немного скрасить виды конца мира и их смерти. Искры впереди задрожали и помутнели.

— Дурак, — шепнула Йонсу, и на его кожу вновь упали холодные капли. Майриор ощущал холод ее щеки сквозь одежду.

— Я думал, что никогда не встречу конец, потому что его не будет. Считал, что буду жить вечно — ведь ни постарел ни на год со дня шестнадцатилетия, когда встретил могилу Лии. Вечная молодость. Всесильность… Я столько отдал Мосант, — Майриор вдруг почувствовал злость, — а теперь наблюдаю, как она разрушается. Надеюсь, бездна доберется до Висмута с Эваном. Обвели вокруг пальца, как ребенка! Я должен кого-то прощать перед смертью? Ну уж нет! Я их ненавижу; нечего терять, в бездне нет места для моей души, она слишком ярка! Так просто и так глупо: Висмут давно изучал меня через черное пламя, отравил Лету, и оттого вся Мосант погрязла в хаосе, а я не замечал… Когда Белладонна начала использовать силу, я гулял по Киберионти и думал, как… как… Лантан подтачивал снаружи, подготавливал Эвана против меня, да только Эван не дурак, нашел того, чьи силы достойны — Висмута… Я дурак. Я действительно дурак! Я ничего не замечал, никого и думал о другом. Всегда думал не о том, что нужно, а теперь…

Черное небо озарила короткая вспышка. Она погасла прежде, чем Майриор понял, что произошло.

— А теперь только ты и я на руинах, больше никого не осталось, ничего…

Тьма жалила остервенело, хотелось выть от боли. Закрыть глаза. Да только что толку — картина изменится, только когда Майриор закроет их навсегда.

Но он все же прикрыл их, сетуя, что в последний момент человеческая половина души взяла вверх.

Жар застилал глаза, боль пронзала тело вновь и вновь. Майриор представил жемчужный Аливьен-иссе и Оссатуру вдали, поля притоков Сёльвы, Валерийские леса и покрытое вечным льдом озеро. В мечтах ему стало легче — Майри позволил себе окунуться в них. Над ним медленно поднимался робкий серебристый шар. Он испускал ровное сияние, которое невесомо касалось кожи теплом. Нечто между солнцем и луной — Майри давно мечтал о таком светиле, но воплотить ее смог только в последней фантазии.

Он опустился на колени. Все вокруг казалось осязаемым, подлинным. Его пальцы обняли короткую нежную траву, еще влажную от росы. Пахло свежестью, той самой свежестью, что всегда приходила в конце весны вместе с грозой; но теперь не звучал голос грома в небесах, не разливалось эхо по черному полотну неба; синева над головой не подпускала облака к жемчужному шару.

Легкое касание лилового, нежно-розового разбавляло привычный Мосант рассвет. Майриор увидел, что слева, на склоне высокого холма, распускались васильки, а у края летнего островка проступает ручей. Он тек в сторону шара, туда, где расступался туман под дыханием ветра. Был ли новый берег за ним или нет — то невозможно было различить. День становился все более ясным; по левую руку вдруг показались высокие горы, какие Майриор сотворил в начале времен.

Он встал и направился в сторону веселых синих лепестков. Красоты выдуманного мира не отпускали Майри; душа пела, как родник у маленького озерца, полного кувшинок. Около озера росло дерево с дивной бархатной корой и острыми резными листьями. Майриор видел такие только в мечтах. Ветер пел, шумело далекое море, и ветви покачивались в такт крыльев птиц, что внезапно пролетели мимо. От порыва на глаза упала прядь волос. Озадаченный, он склонился над озером и не увидел себя. Он увидел…

— Майри, это рассвет луны.

Яркий лазоревый шар вспыхнул над бездной. Майриор поднял голову; Йонсу смотрела на рассвет, на ее щеках застыла изморозь, слезы и серебро. Майри вдруг ощутил потребность дышать: внутри словно перестало хватать места, сердце забилось, как безумное, с глаз сбросилась пелена, и зрение резко стало острым. Луна еще никогда не казалась ему столь прекрасной.

— Это Сэрайз, — хрипло сказала Йонсу. — Я ведь думала, что она…