— Старайся не встретить, — последовала неожиданная фраза. Йонсу с интересом посмотрела на упомянутого лорда, но тот стоял спиной и разговаривал с кронпринцем. Вместо Санурите девушку осчастливил вниманием именно Михаэль: в какой-то момент Ливэйг даже показалось, что ей подмигнули. Покраснев, девушка отвернулась и зачем-то поправила юбку. И почему она, дурацкая, не прикрывает толком колени, стоит сесть?
Наконец, все гости заняли места. Погас свет. Заиграла музыка, гимн Хайленда, по легенде, написанный матерью нынешнего кронпринца, грустный и торжественный. Йонсу вспомнила музыку Синааны: темы двух враждующих государств невозможно было не сравнить. Королевский композитор сочинил наивеселейшее переплетение флейты и органа. Владыка востока любил гимн своей страны… скорее, любил смотреть, как подданные танцуют под него. Йонсу сама видела ухмылку на тонких бледных губах Короля во время официальных встреч и «конвульсий» толпы.
Вышел отец в парадной форме, сияющий от счастья и тщетно пытающийся сохранить приемлемый вид. К стыду своему, Йонсу более привлекал Валери Мэйбс, сидевший на соседнем кресле и держащий руку практически у ее колена. Никогда бы Йонсу не подумала, что можно любоваться чьим-то профилем, но Ливэйг занималась именно этим. Поражалась ладному переходу линий и густоте волос. Судя по теням на лице, Валери каждое утро страдал от бритья не только щек, но и шеи. «Думаю о ерунде!» — одернула себя девушка и изгнала мысли о поросшей такими же каштановыми волосами груди. Мерзость-то какая! А почему думается? Награждение Йонсу толком не увидела, занятая мыслями о внешности Валери Мэйбса и, в целом, о Валери Мэйбсе. Пару раз захлопала в ладоши, улыбнулась отцу, когда тот получил медаль и кольцо. Этим ее участие ограничилось.
Валери… «И» — традиционное сокращение человеческих имен в Хайленде. Анна — Анни, Кэтрин — Китти. Эльфы сокращают иначе, странно, иногда удлиняя. Михаэля можно переиначить в Мишеля, Аделайн — в Адель, саму Йонсу по правилам ждало что-то вроде Йоншель, но, к счастью, ее имя не эльфийское, поэтому она просто Йонс.
А вот каков он, Валери? Или его зовут иначе? Узнать бы… А зачем? Интересно. Интересно внести раздор в собственную беспокойную, сумасшедшую жизнь, перевернуть с ног на голову. Отец будет поражен. Поражен чему? Йонсу ущипнула себя за запястье и попыталась отвлечься.
Михаэль Аустен с жеманной искусственной улыбкой вещал о заслугах лорда Ливэйга в микрофон, иногда сгущая краски, иногда о чем-то умалчивая, иногда вовсе говоря неправду. Об отношениях с Синааной не было сказано ни слова, наоборот, лорд был описан как враг диктатуры Короля. Отец, кажется, даже не обращал внимания на явную ложь. Он, ждавший момента признания всю жизнь, купался в лучах славы и не замечал, с кем сидит дочь, кто шепчет ей на ухо шутки и сплетни, кто иногда ненароком прикасается с ней и сразу же извиняется. Йонсу отвечала дежурным «ничего страшного» и только крепче закутывалась в палантин. Сзади две дамы обсуждали ее колье, сделанное «по странной моде, наверное, восточной» и выражали догадки, кто она и почему сидит с лордом Мэйбсом. Невеста, наверное, считали они. Ливэйг очень надеялась, что Валери не слышит.
Как-то отец рассказывал ей о столичных нравах среди аристократии. Любое внимание здесь расценивалось как флирт. За дамами высокого рода (на награждение других не приглашали) ухаживать ради временных отношений не полагалось, и правило соблюдали все, кроме кронпринца. Последний сдерживаться никоим образом не собирался, из жалоб Аделайн это ясно следовало. Валери же… Что это, попытка исправиться или нечто большее? Как же сложно общаться с людьми! И особенно с мужчинами!