Эклектика (СИ)

«Да что не так? — бесился Михаэль. — Кто она, эта женщина? Союзник, только союзник! Тогда откуда ревность? Не просыпались вместе со времен, как ты забеременела. И…» — по спине пробежал холодок. Двенадцать лет. Она не могла оставаться невинной и верной двенадцать лет! Михаэль нутром чуял грандиозный обман, таящийся под носом.

«Обоих убью», — сделал кронпринц мрачный вывод. Лестница не кончалась, рука кровоточила. Когда-то со схожими мыслями он поднимался к Аделайн: первая жена сделала все, чтобы свести с ума от ревности, а позже начала упрекать, что он вешает свои грехи на других. Было страшно признаться, что нынешняя ситуация ничем не отличается от прошлой. Михаэль так боялся, что мужем Сэрайз окажется такой же человек, как он, что предпочел бы, чтобы дочь осталась одинокой.

Сойдя на нужном этаже, он начал хладнокровно придумывать план бесшумной ликвидации. Отрезать голову лунным светом? Слишком много крови, сплетен не миновать. Язык? Ослепление? Четвертование? Лунные образы и точечный удар в сердце? Сжечь полностью? «Набить морду для профилактики», — решил Михаэль. Приятно, а проблем не будет.

«Да что со мной? — вновь задумался кронпринц. — Вспомни Вердэйна, когда…»

Нет, он не желал вспоминать. Слишком больно. В тот день, казалось, душа получила первую трещину. Но как Михаэль мог смотреть на тварь, сестры которой похоронили его родителей на морском дне?

Были бы слезы, но они замерзли, стали хрустальной крошкой слишком давно. Михаэль стоял, изучая переливы кварца под ногами и все больше понимал, что драка не поможет. Сэрайз увидит последствия — синяк, перелом, царапину, во что бы ни вылилась злость — и узнает про темную сторону души отца, которую так не хочется показывать. Разочаруется, как Вердэйн много лет назад. Михаэль не вынес бы презрения снова. Не от дочери — единственной причины, чтобы жить.

Он мог только поговорить. Приказать не появляться рядом с Сэрайз и Мару. «Видит свет, желаю Сэре лучшего мужа чем Спэйси. Тормоз без фантазии. Розы дарит. Какой смысл в увядающих букетах, — зло думал Михаэль. — Выбрал наипошлейшие цветы. Только самый убогий парень додумается их дарить», — он продолжал пышать гневом, отгоняя воспоминание, в котором сам дарил розы Аделайн.

Слова словами, а в себе он не был уверен. Михаэль вспомнил, сколько раз выходил из себя при Аделайн, Вердэйне и Мару — при тех, кого любил — и остановился на последней ступени. Вспомнил, как его испугалась невестка во время знакомства и злость Вердэйна. Сын никогда не звал его в отстроенный Каалем-сум, «Хрустальное сердце» посещала только Аделайн. Михаэль впервые увидел внуков, когда они остались сиротами.

Привыкший управлять всем, он не мог убедить себя остановиться. Аргументы бились о лед упрямства и сгорали в ревности.

— Просто поговорить, — прошептал Михаэль и нервно огляделся — коридор пустовал. Спальню слева он знал, в ней обитала Селеста Ленрой, а дверь же справа никогда не открывалась при Михаэле. Он бы и не хотел, чтобы открывалась. Однако постучать пришлось.

Спустя полминуты, увидев Спэйси, сдержаться он все же не смог.

— И зачем ты это сделал? — спросила Мару, вытирая кровь с опухших губ мужа спустя полчаса. Тремя этажами ниже Кэтрин Аустен залечивала раны Спэйси.

— Он дарил тебе цветы, — с козлиным упрямством гнул свое Михаэль, барабаня пальцами по креслу от боли. Если бы кто-то сказал ему, что хрупкая ручка балеруна Ленроя способна оставить синяк такого качества, он бы рассмеялся. Практика доказала обратное.

— Все влюбленные дарят цветы. У них отключается голова, и они используют традиционные способы. Я не взяла ни одного цветка.

— Сэрайз брала.

— Она только начинает взрослеть, — примиряюще сказала Мару. — Она не знает, что значат цветы.

— Сэра не настолько глупая.

— Прекрати разговаривать.

Михаэль замолчал. Достав пипетку с слабо светящимся зельем, Мару обработала рану.

— Рассеченная губа. На Спэйси живого места нет. Извиняться ты не подумаешь?

— За что? — взвился Михаэль. — За флирт с тобой? За нашу дочь? Не хочу иметь зятя-идиота. Ты слишком рьяно защищаешь Ленроя, это подозрительно. Чем ты занималась двенадцать лет без меня?

Мару запечатала лекарство обратно.

— Работала, — лаконично ответила она и встала. — А теперь, если позволишь, я схожу к Сэрайз. На нее ты зачем накричал? О, молчи, не хочу знать.

— Работала, — повторил Михаэль. — Так же, как когда была замужем первый раз?

Лицо Мару посерело.

— Иногда ты отвратителен, — хлестнула она фразой напоследок и вышла, оставив легкий аромат сирени. Михаэль сердито откинулся в кресле. Челюсть нестерпимо болела, кулаки — тоже, а больше всего после вспышки гнева болело сердце. Он потер грудину и вздохнул. Чего добился? Обиды Сэрайз и Мару. Вот и все.

Он прислушался. В соседней комнате Мару терпеливо что-то втолковывала дочери. Слова он не разбирал, но в ауру Сэрайз вплеталось чувство умиротворения. Дочь — вся в него. Разнесла спальню со злости, ее придется спешно ремонтировать. Только для чего?

Взгляд снова упал на меч, лежащий в углу комнаты.