Я отхлебнула красиво поданный коктейль и в угоду Уилфреду одобрительно помычала.
– Приготовить его не так уж трудно, – продолжал он. – Там только белый ром и лайм, ну и колотый лед. Поразительно, как часто люди его портят.
– Вроде ничего. – Я уставилась в ночь. Через дорогу от гостиницы, где мы сидели, выстроились величавые дома из красного кирпича. У обочины, при свете фонаря, какой-то мужчина опускал крышу у спортивного авто. На миг мне захотелось оказаться с ним рядом. Я представила, как мы вместе едем в Саутгемптон.
– Несмотря на всю мою нелюбовь к Дулси, – сказал Уилфред, – надо признать, у нее хорошее чутье. Она выбирает художников, у которых есть будущее. Поэтому она и позволила вам выставить диптих. Она не дура.
– Не она мне позволила, а я настояла.
– Как скажете.
– Так и было.
– В любом случае ее методы подходят не каждому. Пока рано судить, как у вас сложится, так что не расслабляйтесь. Помнится, она была невысокого мнения о вашем приятеле Калверсе. А я вот всегда считал, что у него задатки хорошего художника.
– Вы знакомы с Джимом?
– Нет, но я о нем наслышан.
– О нем многие наслышаны. Вообще, он человек хороший.
– Не сомневаюсь. Мне говорили, он пропал с радаров?
– Джим всегда обитал на координатах, отличных от наших.
– Да, это заметно по его работам. – Уилфред улыбнулся. – Обидно, что он сбился с пути. Мне нравились его ранние вещи. До хопперовских пастишей.
Было время, когда такие слова меня бы задели, но я уже давно рассматривала Джимовы “портреты отсутствия” как предвестники его собственного исчезновения – светящиеся вывески, которые я не разглядела.
– Мне не хочется сейчас говорить о Джиме.
– Вот и хорошо, потому что мне больше нечего о нем сказать.
Дайкири был крепким, и спустя пару глотков ром уже покусывал мне горло. Владелец спортивной машины повернул ключ зажигания, и сквозь фортепианную музыку донесся ржавый, разочаровывающий скрип.
– Он уже который раз пытается завести эту развалюху, – сказал Уилфред. – Есть черта, где заканчивается упорство и начинается отрицание. Этот парень переступил ее еще месяц назад.
– Вы, наверное, часто сюда приходите, – сказала я, демонстрируя свою наивность.
– Вожу ли я сюда всех своих женщин?
– Всех? А что, их так много?
– Не буду отрицать: это весьма популярное местечко. – Уилфред прищурился. – У вас необычная манера разговаривать, вы знали?
– Я выросла недалеко от Глазго.
– Меня заинтересовало не
– Вы без критики никак?
– Нет. Это призвание.
– По-моему, особенности моей речи вас не касаются.
– Мне просто кажется, что вы очень осторожно подбираете слова. Очень взвешенно. Может, у вас и с живописью так же? Это бы многое объяснило о сегодняшней выставке.
– У вас лед тает.
Уилфред взглянул на коктейль, будто совсем забыл, что держит его в руке.
– Я люблю подождать, пока лайм раскроет вкус.
– Интересно, что это о вас говорит?
С жеманной улыбкой он поставил бокал на бумажный кружок и стал вертеть его за ножку.
– Послушай, Элли. Разумеется, я не могу узнать тебя за один вечер, вот и приходится строить догадки. Я ведь могу называть тебя Элли?
Я кивнула.
– Не то чтобы с именем Элспет что-то не так.
– Почти комплимент.
– Вроде того. – Он обхватил пальцами бокал. – Наверное, не стоит этого говорить, но, когда ты садилась в такси, я думал, что ты окажешься такой же, как остальные.
– Какой?
– Ну, сама знаешь…
– Боюсь, что нет.
Он заморгал.
– Все женщины, которых Дулси выставляет у себя в галерее, довольно уступчивы, если ты понимаешь, о чем я.
– Тебя послушать, так у нее там бордель.
– Я не это имел в виду. Правда. – Он отряхнул рукава пиджака. – Я лишь хотел сказать, для протеже Дулси Фентон ты весьма нетипична. Я думал, угощу тебя сегодня коктейлем, выскажу горькую правду о твоих картинах, и ты разрыдаешься у меня на плече, а я буду тебя утешать: “Полно, милочка, твои работы станут лучше, я в тебя верю”. Но, как я вижу, ты предпочитаешь держать людей на расстоянии.
– Не всех.
– Значит, только меня. Почему? Потому что мое мнение важно?
– Знаешь, ты слишком высокого мнения о своем мнении. Может, ты мне просто не очень нравишься.
– Ха. Может быть. – Он облизнул губы. Выпрямившись, достал из нагрудного кармана портсигар и откинул крышку. Внутри была всего одна сигарета. Он предложил ее мне, но я отказалась. – Одно я знаю точно, – сказал он, доставая сигарету и постукивая ей по крышке портсигара. – Ты здесь не ради похвалы.
– К счастью.
Усмехнувшись, он взял из пепельницы коробок и достал оттуда спичку.
– Ты ищешь подтверждения.
– Я тебя не понимаю.
– А мне кажется, понимаешь. – Он склонил голову набок и чиркнул спичкой. Пламя озарило его лицо, как тыкву на Хэллоуин. – Мне незачем объяснять тебе, чем так прекрасен диптих. Ты это и сама знаешь. От меня тебе нужен кивок. Ты хочешь убедиться, что я понимаю, насколько ты хороша.
Впервые за весь вечер я встретила его взгляд. Глаза у него оказались не такого цвета, как я думала, а мутно-зеленые, точно замшелая черепица.