– Я могу без них жить. Я много без чего живу.
– Например?
– Без любви, скажем. Без близости. Привязанности.
– Еще не все потеряно. Ты молода.
– Да, но я выбрала это.
– Психотерапию?
– Нет. Искусство.
Сеанс за сеансом длились эти беседы. Каждый вторник после полудня я откладывала кисть, набрасывала пальто и вызывала такси до Харли-стрит. Я плелась по ступенькам в контору Виктора, кивала секретарше и ждала, пока он выглянет из кабинета и поманит меня рукой. И он усаживал меня в мое обычное кресло с моей обычной синей подушкой, и мы продолжали с того места, где остановились в прошлый раз. Мы много обсуждали мое безразличие к новым работам. Виктор хотел знать о каждом этапе их создания. Казалось, мы почти что пишем их вместе. И вот однажды, придя в контору, я увидела повсюду рождественские гирлянды. Стоя на верхней ступеньке стремянки, Виктор вешал на люстру в приемной бумажную снежинку.
– Привет, – сказал он. – Что думаешь об украшениях?
– Сойдут.
– Это Джонатан в школе смастерил. – Снежинка покачнулась и угодила ему по щеке. – Хорошо, что они не тратят время на алгебру и ораторское искусство.
– Может, в геометрии поднатореет, – сказала я.
Виктор рассмеялся. Затем спустился с лестницы, отдал секретарше клейкую ленту и, взглянув на снежинку, сказал:
– Думаю, не упадет. – Похлопав себя по карманам, он повернулся ко мне: – Ну что, мисс Конрой, пойдем?
Когда мы устроились в креслах, я заговорила о картине, к которой приступила тем утром, – я не сомневалась, что Дулси объявит ее лучшей работой на выставке.
– Там просто три старушки на скамье, а мимо летят размытые голуби. Самая скучная вещь, какую я когда-либо писала, а значит, Дулси будет в восторге.
– Иногда мне кажется, что ты к ней слишком строга.
Это меня удивило.
– Хм-м… – Я притворилась, будто делаю пометку на подлокотнике. – Постарайся объяснить, что ты имеешь в виду.
Он скорчил гримасу в ответ на мою остроту, но не улыбнулся.
– Я не поклонник Дулси, но она правда поддерживала тебя последние пару лет. Не забывай об этом.
Я молча внимала проповеди. Виктор встал и подошел к полкам с книгами.
– Какие у тебя планы на Рождество? – спросил он, стоя ко мне спиной. – Поедешь к родителям?
– Они зовут, – ответила я. – Но мне кажется, такого долгого путешествия я не выдержу.
– Сколько туда добираться на поезде?
– Часов шесть.
– Ну, если ты ради родителей не можешь сделать усилие, ради кого тогда сможешь? Мне хочется верить, что Джонатан будет навещать меня, когда я впаду в старческий маразм.
– А ты, значит, поедешь к своим старикам?
– Я точно положу цветы на их могилы.
– Ой… Извини.
Не обращая внимания на мои слова, Виктор подошел к моему креслу со стопкой журналов в руках. Он кинул их на столик, и на шахматной доске покачнулись дорогие фигурки.
– Сегодня мы освоим новое упражнение, – сказал он, пристально глядя на меня сверху вниз. – Я хочу, чтобы ты делала его, пока я не вернусь.
Меня пронзила паника.
– Ты уезжаешь?
– Всего на пару недель. К родственникам в Кент, а потом снова в Штаты. Я там читаю доклад.
– Значит, мы не увидимся до нового года?
Он помотал головой:
– Давай сейчас не будем об этом волноваться. Упражнение тебе поможет. Ты даже не заметишь, что меня нет. – Он разложил журналы веером на столике. Желтые, как бархатцы, обложки с виньетками. “Нэшнл Географик”. – Каждый раз, когда я приезжаю в Штаты, в моем номере лежит новый выпуск. У меня уже целая коллекция. Полистай.
Я взяла в руки журнал.
– Чудесные фотографии, правда? – сказал Виктор.
Я кивнула.
– Мой любимый выпуск – это январь пятьдесят седьмого. Экспедиция по норвежским фьордам. Полное умиротворение. Я возвращаюсь к нему, когда с работой запарка. Помогает расслабиться.
– Так возьми и съезди туда, – сказала я. – Увидишь фьорды своими глазами.
– Мы с Мэнди почти решились пару лет назад. Но, честно говоря, я предпочитаю картинки. Окажись я там на самом деле, это бы все испортило.
Он сел в кресло, а я продолжила разглядывать обложки. Столько статей, столько незнакомых мест.