То есть возможности монтажной композиции киноматериала оказались к 80-м значительно расширены за счёт литературных, живописно-пластических, сценических, фотографических и других образных средств.
Замещения или сопоставления, интонация и манера повествователя зависят, не как прежде, только от сопоставления или столкновения разрозненных кадров. Волевое монтирование по смыслу осталось по большей части в прошлом.
Ассоциативный эффект от контакта отдельных подробностей ещё плотнее приблизил поэтику авторского фильма к поэтической образности литературного текста.
Наблюдающая камера, имитируя документальную достоверность повествования, передала возможность сопоставлять детали события зрительской аудитории. Такого уровня внимание к происходящему на экране и сделало каждого собеседником автора.
Вовсе не случайно знаковым по существу явлением на экране 80-х оказалась картина Р. Балаяна «Полёты во сне и наяву» (1983).
Образ и облик главного героя Сергея Макарова (акт. О. Янковский) отчётливо определяют свойства, делающие его представителем целого поколения когда-то романтичных мальчиков оттепели.
Сергею сорок. И мы не просто догадываемся об этом по его внешнему виду. Несколько раз близкие повторяют, что именно сорокалетие ему надо будет отпраздновать на днях… А финальные эпизоды фильма, снятые на фоне увядающей природы, подробно показывают пикник: расслабленно, не сказать вяло, сослуживцы отмечают этот наступивший день рождения.
По существу через все события картины проходит как основа сюжетной линии мотив наступающего сорокалетия героя.
Так что же именно «представительствует» образ сорокалетнего Сергея?
И чтобы это отчётливо понять, важен эпизод, когда на ночной кухне начальника, бывшего однокурсника по институту, преуспевшего Николая Павловича (акт. О. Табаков) эти два бесконечно одиноких шестидесятника под стаканчик и холостяцкую яичницу на сковородке, откровенничая о своей юношеской любви, ностальгически-задушевно поют «Синий троллейбус» Б. Окуджавы.
Конечно, с годами массовая киноаудитория отчасти, наверное, забывает, что значила для поколения оттепели эта одна из самых, пожалуй, востребованных песен Булата Окуджавы: ночная Москва, одинокие пассажиры в полночном троллейбусе… Плечи незнакомых попутчиков, исцеляюще согревающие душу.
Так, Сергей абсолютно одинок. В одном из эпизодов его оставляет девушка. В другом – отбирает ключи от дома узнавшая о её существовании жена. К бывшей своей возлюбленной Ларисе Юрьевне (акт. Л. Гурченко) он способен заглянуть, только чтобы занять денег… Сергей давно не видел матери, никак не соберётся написать ей… Маленькую дочь на детской площадке окликнет и приласкает лишь мимоходом.
То есть каждый поворот сюжета есть горькая повесть о том, кем стал молодой герой времени оттепели к своим сорока в 80-е.
Не лучше и участь, кажется, более удачливого однокурсника Сергея, заведующего отделом Николая Павловича:
Однако сидит он тоже оставленный судьбой, печально повторяя, что Лариса всё-таки любит Сергея, а не его…
Саму Ларису время одарило точно таким же духовным сиротством. Сергей давно её разлюбил, избыть свою преданность она не в состоянии…
Вот так и складывается судьба поколения, разобщённого жизнью, единого в своей неприкаянности и памятью об отшумевших надеждах. Коварную шутку сыграло время оттепели с целым поколением, представителями которого оказались сорокалетние герои «Полётов во сне и наяву».
Роль выразительного, комментирующего способа авторского письма принял на себя и образ дороги.
Р. Балаян как будто предсказывает с первых кадров, насколько в безвыходных ситуациях каждый раз оказывается Сергей, пытаясь куда-то переместиться, отыскать дорогу, найти выход из запутанных коридоров тесных квартир, городских улиц…
Пространством его передвижения оказываются интерьеры ветшающих помещений, практически круговые маршруты старенького автомобиля (управляет по доверенности от Ларисы), пробежки по запущенным дворам и закоулкам провинциального городка. И только в одном эпизоде Сергей оказывается в окружении природы: избитый ночными воришками, подобранный путевой обходчицей (как много, представьте себе, доброты…), одетый в её поношенную казённую шинель…
Вернувшись таким в город, прорывается на съёмочную площадку. Но и отсюда, никому не нужный, с нагловатой вежливостью препровождается в никуда молоденьким режиссёром (акт. Н. Михалков).
Конечно же, такой многоликий образ пространства содержит общее, доминирующее свойство образной характеристики. Каждый отдельный фрагмент её не акцентирует, хоть она, в общем, присутствует и в интерьерах, и в кадрах провинциальных улочек, и даже в бескрайности чужого пространства, где у пустынной железной дороги лежит избитый Сергей.
Это безвыходность, замкнутость довольно узкого круга объектов, в которых происходит действие.