Экранный образ времени оттепели (60–80-е годы)

В этом коротком этюде смыслоопределяющим снова оказывается огонь, один из ведущих образных мотивов для поэтики А. Тарковского. Только раскалённые печи для обжига колокола в «Андрее Рублёве» теперь сменяет едва теплящийся свет в слабой руке Горчакова…

Потоки воды (ливня в новелле «Колокол») обернулись обезвоженной выгородкой заброшенного бассейна.

Мощный гул ветра, раздувающий когда-то печи, едва прочитывается в слабых колебаниях то и дело гаснущей свечи…

Сотворившую чудо колокольного звона придорожную глину, найденную под дождём счастливым мальчишкой, сменил покрытый илом мусор, за много лет скопившийся на дне заброшенного бассейна…

Стихии, дарящие жизнь, снова сошлись в тексте лирического монолога философа и кинопоэта А. Тарковского, однако в совсем иной интерпретации. Жизненные их силы как будто бы угасают у нас на глазах.

Крупные планы (широкий экран) бессильно протянутых рук, бережная ладонь прикрывает догорающий огарок… Опять и опять этот долго не прерывающийся план, погребально-торжественно звучащий как музыка…

А когда наконец едва теплящееся пламя удаётся укрепить на другом берегу, эпизод своей несоразмерной событийному значению временной протяжённостью и пристально наблюдающей за движением рук эмоциональной камерой оставляет зрителя в состоянии пережившего гибельную схватку человека с назначенной ему судьбой…

В 1984 году авторский фильм ещё прибавил зрительской занимательности, что естественно отвечало потребностям проката, необходимости выживания отрасли в условиях падения массового интереса.

Во всяком случае, картины «Военно-полевой роман» П. Тодоровского, «И жизнь, и слёзы, и любовь» Н. Губенко, «Берег» А. Алова и В. Наумова, «Время желаний» Ю. Райзмана очень достойно оживили авторский экран.

Блок востребованных киноаудиторией картин поддержали такие проблемные произведения, как «Парад планет» В. Абдрашитова и «Послесловие» М. Хуциева.

И в этих работах тоже больше внимания отдано событийной канве повествовательного сюжета.

Середина 80-х, 1985–1987 годы стали уникальным явлением для нашего кинопроката. К значительным фильмам, приблизившим радикальные решения V Съезда кинематографистов, добавились картины, многие годы лежавшие на так называемой полке…

Сегодня нет, наверное, однозначного ответа на вопрос, какую роль в художественном становлении искусства сыграли работы, рождение которых принадлежит началу 70-х, а реальное участие в кинопроцессе они получили возможность принять только к концу 80-х годов: «Долгие проводы» (1971–1987) К. Муратовой, «Проверка на дорогах» (1971–1985) А. Германа, «Иванов катер» (1972–1987) М. Осепьяна, «Интервенция» Г. Полоки (1968–1987), «Тема» (1979–1986) Г. Панфилова, «Комиссар» (1967–1988) А. Аскольдова, другие.

Скажем, в год постановки «Иванов катер» мог бы вступить в диалог с пьесой И. Дворецкого «Человек со стороны», активно покоряющей подмостки репертуарных театров и в 1974 году экранизированной под названием «Здесь наш дом». К 1987-му в этом плане актуальность картины практически иссякла…

Однако и теперь так называемые полочные картины оказались заметным явлением.

Даже при том, что основной массив лидерской группы среди выдающихся произведений составили такие новые фильмы, как «Мой друг Иван Лапшин» (1985) А. Германа, «Жертвоприношение» (1985) А. Тарковского, «Чужая Белая и Рябой» (1986) С. Соловьёва, «Иди и смотри» (1986) Э. Климова, «Курьер» (1986) К. Шахназарова, «Левша» (1986) С. Овчарова, «Плюмбум, или Опасная игра» (1986) В. Абдрашитова, «Арабески на тему Пиросмани» (1986) С. Параджанова.

На первый взгляд все эти фильмы почти ничем между собой не связаны. Время и место событий, образ и облик персонажей никак не соотносятся по содержанию. Однако если присмотреться, их роднит состояние внутренней напряжённости, постоянного поиска героями выхода из какой-то ситуации, непрерывное разнонаправленное движение, в котором они находятся.

Иван Лапшин и его отдел оперативников редко, совершенно обессиленные, собираются в общей квартире. Вся жизнь на бегу, в машине, на мотоцикле. Стремительные круговые движения по улицам и площади сменяются броском за пределы города, в безвестную мглу, метель…

Общее ощущение неуюта режиссёр предлагает осознать как характер времени. Не только событий конкретного сюжета, а атмосферы, эпохи. Времени социального, нравственного переустройства, в обстоятельствах которого жизнь этих людей приобретает подвижнический характер сопротивления человеческой натуры вынужденным условиям.

Герой последнего фильма А. Тарковского «Жертвоприношение» тоже существует в состоянии внутреннего неустройства, независимо от того, как складывается его обыденная жизнь.

И важно понять, что именно вопросы духовного состояния становятся объектом художественного анализа на экране середины 80-х.

Картина С. Соловьёва «Чужая Белая и Рябой» оказалась по своему внутреннему потенциалу значительно ближе произведениям проблемного крыла. То же душевное беспокойство, спутанность направлений стремительных передвижений, высокое и обыденное в событиях каждого дня…