И. Чурикова (Таня Тёткина, «В огне брода нет») и Л. Куравлёв (Пашка Колокольников, «Живёт такой парень») снялись как партнёры в фильме «Начало» Г. Панфилова, появившемся на переломе двух десятилетий. И уже там мощнейший духовный потенциал сегодняшней героини в эпизодах её обыденной жизни проявляется на фоне характера человека безвольного, пусть и привлекающего отзывчивостью. Однако не способного на решительный поступок, предпочитающего отмолчаться в сложной жизненной ситуации.
Не менее характерен отбор исполнителей в фильме А. Смирнова «Осень» (1974): Н. Рудная, Л. Кулагин. Среди ярких ролей второго плана – Н. Гундарева.
История двух уже вполне состоявшихся людей, вдруг умчавшихся неведомо куда от размеренного благополучного быта и давших волю своим чувствам, погрузила героев в атмосферу их юности, первой любви, давней страсти. Там, в провинциальной глуши они встретили счастливо живущих мужчин и женщин. Без каких-то условностей. Просто. Радостно.
Однако говоря о ситуациях, предложенных здесь актёрам, важно иметь в виду, что «Осень» – мелодрама, разыгранная в условиях, практически совсем изолированных от современной жизни. И только вот такая любовь, не берущая в расчёт никакие социальные условности, оказалась на экране 70-х впечатляющей историей оптимистического настроя… Однако при этом герои в финале вернулись опустошёнными и буднично-инертными к своим собственным привычным домам.
Прокатная судьба картины (клубная в сезон отпусков) обозначила отношение к ней структур, управляющих кинематографом.
Новая для нашего экрана роль антигероя нуждается, как показала практика, в довольно сложной технике воплощения: предъявленный экраном характер находится не то чтобы на распутье, а как бы в процессе непрерывного движения «по кругу». Духовная неустроенность, противоборство состояний, неуравновешенность мятущейся натуры – всё должно найти реализацию в технике актёрского исполнения.
Такова, например, работа В. Шукшина над ролью Егора Прокудина в последнем его фильме «Калина красная».
Повсюду чужой, Егор Прокудин всё же выделяется из окружения. В тюремном хоре (группа «бом… бом…») поводит глазами по сторонам, тяготясь в строю таких же, в одинаковых робах, безучастно поющих людей. В городской хазе, инстинктивно спасаясь от проверки документов, забивается в угол, бежит… Попрекает себя на ходу: сколько же можно прятаться?..
Это экспозиция образа человека потерянного, не способного вырваться из замкнутого круга. В стремлении удержаться «на плаву» он старается без лишних сложностей добраться до спасительного берега (знакомая по письмам Люба Байкалова ждёт в гости), найти реальный приют.
Порыв и сдержанность во всём поведении Егора востребованы именно ситуацией, характерной для человека, находящегося постоянно на краю гибели.
Мимика исполнителя отражает больше, чем способно раскрыть слово. Резкий жест, неожиданная выходка выдают внутренний конфликт характера сильного, не привыкшего ждать поддержки. Такая постоянная готовность к глухой обороне, закрытость и сквозящая в наглости неуверенность открывают для актёра обширный выбор – пластики, жеста, интонации, мимики, выражения глаз. Своеобразная манера сидеть, двигаться, как будто всё время настороже, оборонительная интонация в диалоге… В. Шукшину в подобных сюжетах, наверное, не было равных по исполнительской технике. И образ человека, загнанного в угол загубленной жизнью, вырисовывается до мелочей психологически точно. Глубина прочтения судьбы героя высвечивается именно в этой порывистости, неадекватности, размашистой готовности всё порушить.
Особенно остро воздействуют сцены встречи Егора с матерью и плач его у подножья холма перед церковью. Раскаяние, после которого не захочется жить… Этот отчаянной силы эпизод предшествует гибели героя.
Здесь у Шукшина отсутствуют все сдерживающие приёмы. Экспрессивная пластика, срывающийся голос, открыто, на самой высокой ноте совпадающие состояние и средства выражения. Нет затаённости, привычного оглядывания по сторонам, желания казаться не таким, какой есть… Только гибельный крик погубившего себя человека… Такого героя мы долго ещё не встретим на нашем экране.
По существу, в 70-е герой авторского фильма утрачивает основную свою духовную опору – согретый родительским теплом дом.
Важно при этом обратить внимание не только на то, как в названных фильмах актёр, играющий основную роль, реализует предложенный сценарием характер, но и что представляет собой пространство «бездомья», отведённое ему автором. Какой бы ни была окружающая среда картины, движение актёра в авторском фильме 70-х производит впечатление замкнутости, ограниченности. Перегруженные вещами помещения («Долгие проводы», «Пять вечеров»), небольшие площадки (для танцев в фильме «Начало», кабинеты, кафе – «Прошу слова»), балконная выгородка («В четверг и больше никогда»), заставленный канцелярскими столами зал («Служебный роман») и т. п.