Экранный образ времени оттепели (60–80-е годы)

То есть возник иной масштаб анализа подробностей текста романа. (Так уже случилось и в процессе экранизации повести В. Богомолова «Иван».) Потребовались средства, приёмы, способные сформировать основные визуально-мелодические партии, в соприкосновении которых зритель мог бы ощутить логику авторских рассуждений.

Проникновенно воссоздан образ Земли, введённый вопреки воле писателя в драматургию сценария режиссёром, наделён неожиданной эмоциональной отзывчивостью мир загадочного Океана. Многие личностные оттенки прочтения романа были найдены в рамках литературного сюжета.

А уже в следующих картинах они стали накапливаться, складываться в своего рода устойчивую систему выразительности, отличительную для поэтики А. Тарковского, характерную для его индивидуального стиля.

Это прежде всего круг природных стихий – снег, дождь, ветер, огонь…

Образ каждого из состояний природы реализует в художественном сознании автора важнейший из архетипов, с древнейших времён восходящих к прасознанию человечества: безжизненный леденящий холод говорит о затаившейся жизни, вода ассоциируется с истоками, огонь содержит множество магических мотивов – от разрушения до обновления. И ветер, промозглый, пронизывающий. Всё изменяющий в природе и человеке.

От одного замысла к другому в поэтике фильмов А. Тарковского эти архетипические категории обновляются конкретным содержанием, продолжая как бы цементировать изнутри своеобразную повествовательную структуру.

В сценарии «Зеркала» снег, напомним, означает, помимо надвигающегося времени года, торжество белого цвета в образном решении будущего фильма. Строчка из стихотворения Арсения Тарковского («Белый, белый день»), сначала взятая для названия, как бы стягивает вокруг себя цветовые признаки множества конкретных деталей, обобщая их созвучием: за окнами идёт первый снег… человек вытирает бокал салфеткой… над головой мальчишки проплывает серебристый биплан…

Более определённо в качестве метафоры снег возвратится позже: в финале «Ностальгии», в «Жертвоприношении». Теперь автору важна сила ощущения, им вызванная. Холод и угасание жизни прочитываются в кадрах этих картин с покрывающим землю снегом…

Однако снег всё-таки не стал ведущим для А. Тарковского цветовым мотивом экранного авторского монолога. Его вытеснил на экране дождь. Очищающий душу, утоляющий жажду, усмиряющий пламя пожара… Динамичный по эмоциональной насыщенности дождь, выразительно прозвучавший в образной системе «Андрея Рублёва», зарождённый памятными для всех поэтическими снами «Иванова детства».

Ветер тоже становится другим от «Зеркала» к «Жертвоприношению». В пространстве памяти героя первого фильма он почти всегда тёплый, эмоционально связанный с образом матери, с детством. Под его мощной волной клонятся спелые колосья, загадочно блестят запрокинутые ветром листья ночных деревьев. Ветер и меняющийся свет, ветер и солнце, зримое движение тёплых воздушных масс как бы окутывает, обобщает пространство памяти «Зеркала»…

В «Ностальгии» ветер совсем другой. Он одурманивает зноем, гнёт к земле опалённую солнцем траву.

И только в совершенно безветренном последнем кадре-памяти о далёкой русской деревне белым саваном опускается на землю густой снег…

«Жертвоприношение» насквозь пронизано холодным, промозглым ветром, от которого не укрывают тонкие стены изящного, будто игрушечного белоснежного дома…

Так, проходя через все фильмы А. Тарковского, образы снега, дождя, ветра становятся проводниками меняющихся авторских представлений о мире и человеке…

Образ огня – от костра до пожара – сложился тоже уже в ранних фильмах Андрея Тарковского. И то, что именно предано огню в последних его картинах, представляется исповедальным мотивом, горьким иносказанием.

В «Ностальгии» горит человек. Буквально на наших глазах: обливает себя керосином и сгорает. Живой клубок пламени мечется, рвётся по ветру, летят во все стороны всполохи огня, искры…

В «Жертвоприношении» герой собственными руками предаёт огню свой дом.

Обычный земной дом в поэтике А. Тарковского всегда был духовным пристанищем – от «Иванова детства» к «Солярису» его образ опоэтизирован, возвышен: ДОМ. Обетованной землёй он мыслится и в финале «Ностальгии». Однако в последних кадрах «Жертвоприношения», вышедшего в прокат, когда уже не стало А. Тарковского, полыхает подожжённый изверившимся героем, спалённый дотла дом, построенный им когда-то по собственному проекту. Распадается, будто карточный…

Примерно так формируется, эволюционирует личностная тема в фактуре фильма одного из ведущих мастеров кинематографа, порождённого оттепелью.

В образности фильмов О. Иоселиани также просвечивают архетипически-знаковые мотивы. Ещё в «Листопаде» возделывание виноградной лозы обращено в культ плодородия земли, благодарной человеческим рукам.

Исповедальны композиции фильмов Т. Абуладзе, С. Параджанова, К. Муратовой, Л. Шепитько.