Экс-любовники

— Неприятности — это твоя стихия, да, Вася? — его голос меняется, становясь низким и завораживающим.

Таким я его слышала много раз перед тем, как мы… В общем, часто.

— Угу, — соглашаюсь я, прикусывая губу от крадущего к лицу румянца.

Щекочущее ощущение в животе самопроизвольно спускается ниже и переходит в сильнейший зуд, от которого хочется потереть между собой ноги, руки выходят из-под контроля и, выпустив мокрый ватный кружок, тянутся к раскрытому вороту его рубашки. Но ещё до того, как они успевают соприкоснуться с его кожей, ладони Карима накрывают мои бёдра и, жадно сдавив, тянут к нему.

От этого знакомого жеста у меня, выражаясь фигурально, сносит крышу. Вонзив ногти в плечи своего спасителя и пискнув плотоядное «ням!», я отчаянно впиваюсь губами в его рот.

«Это просто потому, что у меня год секса не было, — успокаиваю я свою совесть, с вожделением запуская пальцы в густые волосы Карима. — К тому же, придурок с бычьей шеей мог меня в эту самую секунду в своем багажнике катать, так что я имею все основания радоваться происходящему. Это я всё из благодарности. Да-да. Кариму тоже могло неудачно ногой прилететь. Мы оба находились на волосок от смерти и поэтому заслужили этот маленький бонус в виде грязного соития».

Эти мысли проносятся в голове и со звуком лопнувшей хлопушки исчезают, когда Карим сжимает мой затылок ладонью и жадно всасывает рот. И пусть я сама на него набросилась, факт нашего поцелуя повергает меня в шок. Правда совсем недолгий, потому что уже через пару секунд из недр лёгких один за другим вылетают мычащие нечленораздельные звуки, а ладони без смущения ныряют ему под рубашку, чтобы ощупать напряжённые кубики пресса. «Мама здесь, мои родненькие, — мысленно тараторю я. — Все на месте. Божечки, как я по вам соскучилась».

Громко шваркает кресло, и одновременно с этим звуком меня подбрасывает вверх. Не переставая мучить мой рот, Карим проводит ладонью по шее, ощупывает плечо и наконец бесстыдно стискивает грудь.

— Вася-Вася… — бормочет он, начиная одну за другой дёргать пуговицы на моей рубашке. — Хорошая такая…

Я отчаянно глотаю воздух и, закинув голову назад, жмурюсь. Животное моё. Дикий орангутанг.

— Меня за испорченную рубашку руководство накажет, — выдыхаю, снова запуская пальцы ему в волосы.

Карим издаёт глухой нечленораздельный звук, и следующие его слова отпечатываются у меня между грудей.

— Как тебя не наказать.

Мой зад вонзается в край стола, от лихорадочного касания губ к соскам мозги плавятся в любимый кисель. Я сама стягиваю с плеч бретельки бюстгальтера, прогибаю поясницу, подаваясь навстречу движениям его языка. Карим повёрнут на моей груди почти так же, как на заднице.

И как по заказу, ягодицы обжигает сладкая боль. Карим переключается на них и, сдавив ладонями, плотно прижимает меня к своей раздутой ширинке.

— Соскучился, Исхаков? — не удержавшись от кокетства, шепчу я, пока пытаюсь нащупать пряжку его ремня.

— Соскучился, Вася, — хрипло подтверждает он и в доказательство стискивает мой зад с двойным усердием.

Процесс раздевания оказывается самым мучительным. Тяжело целоваться, умирать от чрезмерного возбуждения, расстёгивать хитроумную пряжку на его ремне и одновременно вылезать из собственных брюк, пусть и с чужой помощью.

В этом негласном соревновании победителем выхожу я. Штаны Карима летят на пол первыми, и теперь мои ногти могут беспрепятственно царапать его задницу. Ну какая она у него, а? Я даже поскуливать начинаю от восторга, правда тоже недолго. Едва мои щиколотки выпутываются из брюк, Карим толкает меня на стол, и его член с отсутствующим капюшоном без прелюдии врывается в меня под аккомпанемент моего громкого «Ох!».

Становится не до кокетства, как, впрочем, и не до любых других мыслей. Слишком хорошо. Между ног искрит и тянет, лёгкие горят, голова плавает в невесомости. Я уже и забыла, каким бывает секс. Вот это всё: жадные толчки, руки, исступлённо тискающие мои бёдра, горячее дыхание, забивающееся в поры, лихорадочное скольжение губ по шее и груди, пряный возбуждающий запах и жар от пота. Как же мне нравится щупать тело Карима… Чего ни коснись — всё такое твёрдое и… брутальное.

— Поцелуй! — требовательно сиплю я, ударяя его пяткой.

Карим поднимает почерневшие глаза и, перехватив ладонью мою шею, опрокидывает на стол спиной. Кажется, я раздавила клавиатуру. Свой поцелуй я получаю вместо с весом его тела и серией глубоких толчков.

— Вася-Вася… — продолжает как заведённый бормотать Карим. — Ну что ты за дурочка такая…

14

Упёршись ладонью в стол и зажмурившись, Карим пытается отдышаться. Я тоже пытаюсь, правда, мне это делать гораздо удобнее: лёжа на столе и глядя в потолок.

С каждой секундой реальность обретает всё более выразительные очертания и начинает выглядеть как минимум пошловато. Мой лифчик болтается на талии, на запястье наручником повисла рубашка, ноги раздвинуты, а из лужицы, красующейся у меня на животе, можно вырастить новую Золотую орду.