– Но ведь Гвидр умрет не навсегда! – ободряюще воскликнула Олвен. – Он полежит немного в Котле, а Котел дарует жизнь. – Девушка ни минуты в том не сомневалась – в отличие от меня. Я по-прежнему верил в богов, но уже не надеялся, что нам удастся подчинить их своей воле. Артур, думал я, был прав. Надо нам рассчитывать на самих себя, а не на богов. У богов – свои собственные забавы, и ежели нами они не играют, так и на том спасибо.
Олвен остановилась у озерца под деревьями.
– Тут живут бобры, – сообщила она, глядя на взбаламученную дождем воду. Я ничего не ответил; Олвен подняла взгляд и улыбнулась. – Если пойдешь вниз по ручью, господин, выйдешь на тропу. Ступай по ней вниз по холму – и отыщешь дорогу.
Я зашагал по тропе, потом по тракту и вышел из холмов близ старого римского форта Цикуциум, где ныне приютилось несколько напуганных семей. Их мужчины, завидев меня, вышли из разрушенных ворот с копьями и собаками, но я перешел вброд ручей и двинулся вверх по склону, и, убедившись, что я не замышляю зла, не вооружен и явно не разведчик грабителей, они довольствовались тем, что посмеялись надо мной. Не помню, чтобы когда-либо расставался с мечом так надолго, с тех пор как подрос. Чувствуешь себя словно голым, право слово.
Путь домой занял у меня два дня – два дня тягостных, бесплодных раздумий. Гвидр первым высмотрел меня на главной улице Иски и бегом бросился мне навстречу.
– Ей полегчало, господин, – крикнул он.
– Но ненадолго, – докончил я.
Гвидр замялся:
– Да. Но две ночи назад мы уж было решили, что Кайнвин пошла на поправку. – Он вопросительно глядел на меня, не на шутку обеспокоенный моим мрачным видом.
– Но с тех пор ей с каждым днем делается все хуже, – промолвил я.
– Но ведь надежда есть, – попытался ободрить меня Гвидр.
– Может, и так, – отозвался я, хотя у меня-то надежды не осталось.
Я пошел к постели Кайнвин: она узнала меня, попыталась улыбнуться, но боль ее с каждым часом усиливалась, и улыбка вышла жутковатая – так ухмыляется мертвый череп. Волосы у больной отросли вновь, да только седые. Я наклонился – как был, грязный с дороги, – и поцеловал ее в лоб.
Я переоделся, помылся, побрился, пристегнул к поясу Хьюэлбейн и пошел к Артуру. Я рассказал ему все, что узнал от Нимуэ, но никакого ответа так и не получил. Артур ни за что не отдал бы на заклание Гвидра, а значит, Кайнвин была обречена – но сказать мне об этом в глаза он не мог. Вместо того Артур изобразил гнев:
– Довольно чепухи, Дерфель.
– Эта «чепуха» стоит Кайнвин невыносимых мук, господин, – упрекнул я его.
– Значит, надо вылечить больную, вот и все, – отрезал Артур, но тут же, устыдившись, умолк. – Ты правда веришь, что Котел оживит Гвидра? – нахмурясь, осведомился он.
Я призадумался, но солгать не смог:
– Нет, господин.
– Вот и я не верю, – отозвался Артур и послал за Гвиневерой, но она лишь предложила посоветоваться с Талиесином.
Талиесин внимательно выслушал мой рассказ.
– Перечисли проклятия еще раз, господин, – попросил он, когда я закончил.
– Проклятие огня, – промолвил я, – проклятие воды, проклятие терновника и темное проклятие Иной плоти.
При последних моих словах бард поморщился.
– Первые три я могу снять, – проговорил он, – а вот последнее? Не знаю никого, кто бы такое умел.
– Почему нет? – резко осведомилась Гвиневера.
Талиесин пожал плечами:
– Это высшее знание, госпожа. Обучение друида не заканчивается с принятием посоха, но продолжается и ведет к новым таинствам. Этим путем я не ходил. Равно как и никто другой в Британии, полагаю я, кроме разве Мерлина. Проклятие Иной плоти – это великая магия, и, чтобы ее развеять, требуются чары не менее могущественные. Увы, я такой силой не обладаю.
Я долго глядел на тучи, нависшие над крышами Иски.
– Если я отрублю Кайнвин голову, господин, ты отрубишь мою мгновением позже? – спросил я у Артура.
– Нет, – с отвращением отозвался он.
– Господин! – взмолился я.
– Нет! – гневно выкрикнул он. Разговор о магии задел его за живое. Артур мечтал о мире, в котором правит разум, а не магия, но сейчас весь его здравый смысл оказался бессилен нам помочь.
– Моргана, – тихо произнесла Гвиневера.
– Что – Моргана? – вскинулся Артур.
– Она была Мерлиновой жрицей до Нимуэ, – напомнила Гвиневера. – Если кому и ведома Мерлинова магия, так это Моргане.
И призвали Моргану. Она проковыляла через двор – как всегда, просто-таки излучая ярость. Золотая маска тускло поблескивала. Моргана по очереди оглядела всех нас и, не увидев ни одного христианина, осенила себя знаком креста. Артур принес ей стул, но садиться она не стала, давая понять, что времени у нее для нас нет. С тех пор как ее муж уехал в Гвент, Моргана нашла себе занятие в христианском храме к северу от Иски. Туда приходили умирать недужные, а она кормила их, лечила и молилась за них. Люди по сей день зовут ее мужа святым, но мне думается, жену называет святой сам Господь.
Артур рассказал ей все от начала и до конца. С каждым новым откровением Моргана недовольно хмыкала, но когда Артур заговорил о проклятии Иной плоти, она поспешно перекрестилась и сплюнула через отверстие в маске.