Экскалибур

Арганте понятия не имела, кто эта статная красавица, но позволила Гвиневере себя утешить, а между тем Исса и его люди оттащили телеги к обочине. Я позволил женщинам отобрать себе плащи и платья, какие захотят, а вот котлы, треноги и подсвечники мы бросили. Исса отыскал одно из Артуровых боевых знамен, громадное белое плотнище с вышитым шерстью громадным черным медведем, и мы взяли и его – не оставлять же саксам! – а вот золото забрать мы уже не могли. Мы оттащили ящики с казной к затопленной сточной канаве на поле неподалеку и высыпали монеты в вонючую воду в надежде, что саксы их не найдут.

Арганте безутешно рыдала, глядя, как золото тонет в черной жиже.

– Это мое золото! – запротестовала она в последний раз.

– А когда-то было моим, дитя, – невозмутимо отозвалась Гвиневера. – Я пережила потерю, переживешь и ты.

Арганте резко отпрянула и уставилась на статную даму снизу вверх:

– Твоим?

– Я разве не назвалась, дитя? – осведомилась Гвиневера с утонченной издевкой. – Я – принцесса Гвиневера.

Арганте пронзительно завизжала и опрометью кинулась по дороге туда, где дожидались черные щиты. Я застонал, убрал в ножны Хьюэлбейн, дождался, пока не утопили все сокровище до последней монетки. Гвиневера нашла один из своих прежних шерстяных плащей – каскад золотистой ткани, отделанный медвежьим мехом, и сбросила старое унылое тряпье, что носила в заточении.

– Ее золото, как бы да не так, – негодующе воззвала она ко мне.

– Похоже, я приобрел нового врага, – промолвил я, наблюдая, как Арганте горячо втолковывает что-то друиду – надо думать, требует наложить на меня проклятие.

– Если враг у нас общий, Дерфель, – с улыбкой обронила Гвиневера, – значит мы наконец-то стали союзниками. Мне это по душе.

– Благодарю, госпожа, – отозвался я, размышляя, что чары ее подчиняют себе отнюдь не только дочерей моих и копейщиков.

Последние монеты канули в воду, мои люди вернулись на дорогу и подобрали копья и щиты. Солнце огнем полыхнуло над морем Северн, окрасив запад багряным отсветом, а мы наконец-то выступили на север – на войну.

Прошли мы лишь несколько миль, прежде чем темнота согнала нас с дороги на поиски укрытия, но по крайней мере мы добрались до холмов к северу от Инис-Видрина. Заночевали мы в заброшенной усадьбе, где подкрепились скудным ужином: сухим хлебом и вяленой рыбой. Арганте сидела в стороне, под защитой своего друида и телохранителей, и, хотя Кайнвин пыталась вовлекать ее в общий разговор, она так и не оттаяла, и мы наконец отступились – да пусть себе дуется, коли охота.

После трапезы я вместе с Кайнвин и Гвиневерой поднялся на небольшой холм за домом, где высились два могильника древнего народа. Я попросил у мертвых прощения и вскарабкался на вершину одного из курганов; Кайнвин и Гвиневера присоединились ко мне. Все втроем мы повернулись к югу и вгляделись в даль. Прелестная долинка под нами была белым-бела от яблоневого цвета, подсвеченного лунным серебром, но на горизонте мы не различали ничего, кроме тусклого мерцания костров.

– Саксы идут быстро, – горько отметил я.

Гвиневера поплотнее закуталась в плащ.

– А Мерлин где? – спросила она.

– Исчез, – отозвался я.

По слухам, Мерлин подался в Ирландию, или, может, в северную глушь, или в пустоши Гвинедда; а иные рассказывали, что Мерлин-де умер и для его погребального костра Нимуэ вырубила ни много ни мало как целый лес на склоне холма. Это просто пересуды, говорил я себе. Просто пересуды…

– Никто не знает, где Мерлин, – тихо проговорила Кайнвин, – но он-то точно знает, где мы.

– Молю богов, чтобы так оно и было, – горячо проговорила Гвиневера, и я задумался про себя, к какому богу или богине взывает она теперь. По-прежнему к Изиде? Или вернулась к бриттским богам? А вдруг, и при этой мысли я вздрогнул, эти боги и впрямь покинули нас навсегда? Их погребальным костром стало пламя на Май-Дане, и месть их – саксонские отряды, опустошающие ныне Думнонию.

На рассвете мы вновь тронулись в путь. За ночь наползли тучи, с первым светом начало накрапывать. Фосс-Уэй заполонили беженцы, и хотя я отправил вперед десятка два вооруженных воинов с приказом сталкивать с дороги все запряженные волами телеги и стада, продвигались мы по-прежнему вопиюще медленно. Дети в большинстве своем не могли идти так быстро, их пришлось усадить на вьючных животных, что везли наши копья, доспехи и провиант, либо на плечи к копейщикам помоложе. Арганте ехала на моей кобыле, а Гвиневера и Кайнвин шли пешком и по очереди рассказывали детям сказки. Дождь усилился: он проносился над вершинами холмов широкими серыми полосами и побулькивал в неглубоких канавках по обе стороны от римской дороги.