Ни рот, ни область гениталий не являются ни вершиной, ни основанием психики. Их место —
Юджин Такер
Темные медиа
Эта глава появилась благодаря семинару по темным медиа, который я вел в Новой школе. Благодарю всех, кто на протяжении лет принимал в нем участие. Частично эта глава публиковалась в других сборниках, включая French Theory Today (в соавторстве с Александром Гэллоуэем и др., The Public School; Erudio Editions, 2010), Die technologische Bedingung, Hrsg. Erich Hörl (Surkhamp Verlag, 2011) и Conveyor Magazine (No. 4, 2012).
Говорят, ФРЕДЕРИК БРАУН написал самый короткий страшный рассказ в истории: он называется
The last man on Earth sat alone in a room. There was a knock on the door…
Последний человек на Земле сидел в комнате. В дверь постучали…
Спустя несколько лет появилась новая версия: в июле 1957 года ее опубликовали в журнале
The last man on Earth sat alone in a room. There was a lock on the door…
Последний человек на Земле сидел в комнате. Дверь заперли…
Хотя [в оригинале] два рассказа отличаются лишь одной буквой, они представляют совершенно разные виды ужаса: ужас неведомой медиации, который вот-вот наступит, и ужас отсутствия медиации, который уже наступил. Кто — или что — может стучаться в дверь? Кто — или что — может ее запереть? Как отвечать на стук извне? И где найти ключ к замку, который в один момент блокирует и вход в комнату, и выход из нее? Что страшнее: то, что пытается войти, или то, что не дает возможность выйти? То незнакомое, что стоит за дверью, — или то слишком знакомое, что теперь не может выбраться наружу?
Кое в чем оба рассказа сходятся — например, оба описывают ситуации, в которых коммуникация невозможна. Это и есть одно из значений термина «экскоммуникация»: невозможность коммуникации, которую тем не менее необходимо сообщить или иным способом «коммуницировать». В этих рассказах коммуникация невозможна, потому что оба повествуют о последнем человеке на Земле — об одном из тех апокалиптических сценариев, что особенно популярны в жанрах хоррора и научной фантастики. Когда человек остается совсем один, любая коммуникация бесполезна; он говорит разве что с воображаемыми собеседниками — или с самим собой, что, в сущности, одно и то же. Такое оканчивается только галлюцинациями, безумием или глоссолалией. Каждый новый день — та же комната, тот же стул, тот же свет или тьма за окном, и всё та же загадочная дверь, словно замершая в неопределенности. Но рано или поздно коммуникация должна случиться: на стук необходимо ответить, замок необходимо снять. Вообще жизнь без коммуникации не представляется выносимой или возможной. Будто коммуникационный императив преследует по пятам любую возможность одиночества, молчания или отказа; будто за коммуникацией всегда остается последнее слово — даже если это слово не заявит и не поддержит своего субъекта, а принесет его смерть[105]
.