Экскоммуникация. Три эссе о медиа и медиации

С этой непростой темой наше трио и намерено разобраться; так мы вторгаемся в тихое царство экскоммуникации[33]. В первой из трех глав АЛЕКСАНДР Р. ГЭЛЛОУЭЙ выдвигает базовую теорию медиации, которая уходит корнями в философию и классическую литературу. Здесь главные концепты — это посредничество и понятие «середины». Эссе начинается с самой важной и влиятельной фигуры в посредничестве — с бога Гермеса. Его имя дало название и герменевтике, теории интерпретации текстов. Гермес — посланец олимпийских богов, свободолюбивый в своих связях. Он покровительствует путешественникам и торговле, сопровождает тех, кому предстоит дорога в чужие края. Гермес словно стоит в дверях, на пороге во внешний мир. Как бог, указывающий путь, он также стоит на распутьях дорог, буквально — в виде «герм» или каменных колонн, которые служили и путевыми указателями, и пограничными столбами. За всё это ЖАК ДЕРРИДА, как известно, прозвал Гермеса «бог означающий». Гермес как изобретатель письма становится ключевой фигурой в любой теории медиации — как и основой того, что мы привыкли называть «критической традицией».

В противовес этому господствующему дискурсу ГЭЛЛОУЭЙ предлагает новый взгляд — и направлен он на богиню радуги Ириду. Ирида — еще одна вестница богов; ее часто упускают из виду, а ведь именно она являет собой лучший пример для знаменитого тезиса МАКЛЮЭНА: «Свет — это чистая информация». Ирида мгновенно и уверенно приходит на ум в тех областях, где Гермес нам чужд и неясен. Она резко расходится с герменевтической традицией и олицетворяет собой альтернативу: традицию озарения и иридизации (радужности). Так Ирида и Гермес вместе составляют вышеописанный канон теории медиа. Это канон устройств и детерминированности, в котором медиа — это всегда одно из двух: понятны — или многосложны, знакомы — или непривычны, они либо здесь — либо очень далеко от нас.

Отважившись выйти за пределы этой господствующей бинарности, ГЭЛЛОУЭЙ предлагает нам третью парадигму (а в итоге и четвертую). Третья парадигма не относится ни к герменевтике Гермеса, ни к озарению Ириды. Это — эринии, или фурии, богини ненависти и мести; это — ярость тела, что не способно себя сдерживать. «Модель фурий» удобно использовать на практике: она позволяет разобраться со сложными системами, будь то рой, ризома, ассамбляж или сеть — то есть с разными способами медиации, которые сегодня, на рубеже тысячелетий, играют всё более значительную роль. Фурии разрушают единство человеческого тела; но у нас также есть Афродита — и ее присутствие привычно в физической коммуникации тел, сплетенных воедино. Имя Афродиты, «Пенорожденной», рассказывает нам историю ее рождения: она вышла из морской пены. Но у нее есть и второе имя, Афродита Филомедес, которое раскрывает легенду о рождении богини из отсеченных гениталий ее отца (от греч. mēdea)^{9}. Таким образом, «теория середины» должна быть связана с двумя крайностями: с одной стороны, с изгнанием в чужие края (как в случае с Гермесом и следующей за ним герменевтикой), а с другой — с концепцией «любви посередине», что возвращает нас к соматической мгновенности.

ЮДЖИН ТАКЕР в своей главе Темные медиа изучает экскоммуникацию через негласную связь между современным жанром хоррора и средневековым мистицизмом. ТАКЕР исследует те случаи, когда устанавливается связь или коммуникация с чем-то недоступным. В такие моменты традиционные кантианские представления об отношениях человека и мира готовы пошатнуться. Теперь человек коммуницирует с чем-то радикально и непредвиденно реальным. Более того, это реальное полностью избавляется от человека — и коммуницирует в целом автономно, внутри себя и сквозь себя. Такие странные и пугающие формы медиации ТАКЕР окрестил «одержимыми» и «потусторонними», тем самым подчеркивая парадокс их недоступности. Диапазон примеров включает в себя и сверхъестественный ужас Г. В. ЛАВКРАФТА, и апофатический мистицизм МАЙСТЕРА ЭКХАРТА. ТАКЕР полагает, что коммуникация часто меняет свой регистр. Из регистра эпистемологического она перемещается в онтологический; из двусторонней связи в общей реальности она превращается в разрыв между естественным и сверхъестественным, между земным и неземным. Так медиа становятся «одержимыми», когда они утвердительно соединяют разные онтологические порядки. Так медиа становятся «потусторонними», когда они отрицательно посредничают между двумя онтологическими порядками. В первом случае на свет появляются артефакты, реликвии и иные святыни; во втором случае не появляется почти ничего. Это даже не объекты, но вещи, исчезающие в глухой и несговорчивой безвещественности.