Экслибрис

Я топаю в самой гуще
по магазину,
по рынку,
в кино на поганый фильм –
мне нужно густую краску.

К черту прозрачную акварель.

Мне нужно краску

грязную,
глинистую –
писать тяжелого человека.

О которого пачкаются

глаза и мысли.
Который сам
в помоях из чаши жизни
крепко увяз
и липнет к нашим подошвам.

Но глаза видят,

мысли бегут,
планета вращается,
и нашей походке
пока еще присуща легкость косули.

Потому-то нельзя мне

тяжелого человека писать
легкой краской –

господи, так ведь недолго

зажилить
центнер-другой.

И вот я топаю

за плотной краской –
писать тяжелого человека,
его значительность,
его беспомощность,
нашу нежность
и нашу силу.

Миг

Был на лице, мелькнувшем навстречу,
изысканно странный рисунок замечен…

И на пути, к горизонту ведущему,

все становится проще
и лучше.

Вечер, что прежде был хмуро насуплен –

теперь светлячками
зелеными сыплет.

Так.

возьми и дай мне,
пылинке скучной,
летучую, как небо и запахи,
душу.

Сползает с вершин твоих льдов пелена

и можно увидеть
улыбку вечности.

Я наверху.

Сфокусирован на
ангельском вечере, мной не замеченном.

Дьявольский вечер,

вот вьются по ветру
по-над Ригой башни
// тройками.

А был единственный –

не забыли –
изысканно странный рисунок из лилий.

Мельник уходит

К вечеру мельник белый весь
в муке с головы до
ног.

И облаком улетело все

то,
что смолото в срок.

И стол еще теплый

от хлеба и неба погасших
войн.

И мельник растапливает печь

и молча смотрит
в огонь.

Эй, а ну-ка, тише пусти коня

мимо мельника,
который смотрит в огонь.

Но не останавливайся, ни всадник, ни пешеход, –

как бы ты сам не начал смотреть
в огонь.

Там, понимаешь ли, знают без тебя

время призвать своих
заглянуть
в огонь…

Покой

Я искал покоя
по всей комнате,
залезал под диван,
ворошил старые книги
и разобрал телевизор.

Но я же пристраивал его,

стараясь
оставить под рукой
на всякий
пожарный!

Чтобы не сгнил,

не достался мышам
и юным натуралистам,
эти препарируют сразу,
ну а кому тут нужен покой
с худым животом?

В данный момент

я отклеиваю марки
от старых конвертов.

Иногда под ними что-нибудь есть.

Время сирени

Давай я проведу тебя
сквозь
триумфальную арку сиреней,
процедим сквозь нее
нежную розу майских
рассветов.

Я не любитель букетов –

нет вазы проще и откровенней,
нет более пьянящего
напитка, чем этот.

Давай напьемся им до

обнаженности душ
и дыханий,
а после умоемся грозой,
цветущей
с утра.

И мы определенно

станем такими нами,
которым уже больше незачем
умирать.

«Меня отыщешь синей лунной ночью…»