Экслибрис

Меня отыщешь синей лунной ночью
и вымолишь мне у сосны прощенье,
и, как туман, опасность рассосется
что в бритвах льда звенела под ногами,
как выводок холодных диких пчел.
Меня под ветром из кусочков сложишь
на бесконечно сером поле снежном.
Мы в этой жизни и по смерти вместе,
тот, кто спешит, в отставшем остается,
чтобы по нам сквозь васильковый пепел
взошла тоски горячей синева,
в которой любят кувыркаться черти,
когда едва родившийся слепой комочек вдруг
пару васильков ко лбу приложит
и видит, что в высоком небе сотни
пылающих хвостов обращены к земле.

«Береженого бог бережет…»

Береженого бог бережет –
перед мертвой птицей
я обнажаю голову.

Быть может, ее убил голод

в тот час, когда я
доедал свой завтрак.

Быть может, мороз

в тот час, когда ты
натягивала перчатки.

Само собой, я тут вообще

ни при чем, –
береженого бог бережет,
так или иначе, Он смотрит.

«В конце непопулярной улицы…»

В конце непопулярной улицы,
на невоспетом углу,
на неприметном дереве
сгрудились птицы,
отправляясь на юг.

В их измученных

силуэтах
прочитывалось тяжкое бегство
от морозов.

В желтые листья выпал

к корням
рябины
их певчий корм.

Горьким соком

обагренными ягодами
дерево договорилось с птицами
молча.

И сказало –

пусть они пьют, клюют, хватают, тащат…

Ведь их путь не

пройден и наполовину.

И птицы молча брали

ягоды по
// половинке.

В конце непопулярной улицы,

на невоспетом углу,
под неприметным деревом
я постучался
в твою
незаметную дверь.

Сделай

Заряди в магнитофон
ленту с воем волков –
побежит косуля.

Стяни с небес истребитель –

стань магнитом.

Проверти пальцем

дырку в плоском камне –
мельничный жернов.

Собери крылья мертвых бабочек,

пусть к детям сны
цветные придут.

Обвейся цепко вокруг оси

земной –
будешь хмель.

Но прежде всего протри глаза,

чтобы замечать,
подверни рукава, чтобы делать.

Как сказал мудрец –

необычное
начинается с простых манипуляций.

«Листопад, диктующий условья…»

Листопад, диктующий условья,
в лихорадке осени раскис.
Снова телефон исходит кровью,
бес полночный снова крутит диск.

Я, как волк, луною загнан снова,

рыщущий, голодный, жадный снова,
и тебе в глаза смеюсь я снова,
синий голый лед холодных снов моих.

Телефон всего нежнее в полночь,

и цветы, что мне терпеть невмочь,
так бесстыдно пахнут только в полночь.

И да – к черту, тихая святая ночь!

Возвращаются к корням своим деревья

и текут к своим истокам реки вспять.
Телефон опять в полночном гневе…

Нет, не телефон –

земля в осенней лихорадке
перелетных птиц устала звать.

Я сажаю дерево