Действительно, на экране появляется крупная светящаяся точка, которая светится все ярче при каждом переключении диапазоне дальности. Это сигналы, поступающие от четырех акустических маяков, которые стоят на якорях в 100 метрах от дна. Кьенци торжествует:
— Адмирал сдержал слово. Он нас вывел на стометровку от искомой точки!
8 часов 55 минут.
20 метров до дна. Глубина 2760 метров. Экран гидролокатора показывает, что южная стена в 30 метрах, зато северная — более чем в 60 метрах.— Мы несколько уклонились к югу, — говорит Ле Пишон. — Внимание, Кьенци, мы сейчас подойдем к очень крутому склону.
Кьенци включает светильники и прижимается лбом к иллюминатору. Ле Пишон следует его примеру. Они таращат глаза, пытаясь рассмотреть что-либо в ночи за световым гало. Ничего не видно. Тем не менее склон рядом. Экран гидролокатора, дальность действие которого теперь самая наименьшая — 150 метров, испещрен тысяча ми эхо-сигналов.
Раздается звонок.
— 10 метров! — оповещает Кьенци.
Об этом и говорит контрольный звонок. Пилот вытягивает руку; его нос прижат к иллюминатору.
— Я отдаю балласт, — предупреждает он.
Еле заметный толчок указывает на то, что произошла посадка. Проходит две секунды. Сейчас в отсеке можно было бы услышать, как пролетает… бабочка. Ле Пишон превратился в соляную статую Его нос, прижатый к иллюминатору, совершенно сплющился, глаза устремлены вперед.
— Дно, — говорит Кьенци. — Я его вижу прямо перед нами.
— Я тоже, — откликается Ле Пишон и нажимает кнопку, включая магнитофон.
Перед ними вырисовывается очень крутой склон — более 50º, Он завален черными, как сажа, остроугольными скалами всевозможных размеров, покрытыми налетом белой пудры. Этот пейзаж напоминает ложбину в каменной осыпи, какие встречаются в горах на суше.
Но удивительная «растительность», усеивающая лежащие вокруг глыбы, ничем не походит на наземную.
— Подай немного назад, Кьенци, и попытайся закрепиться на том покрытом осадками уступе у самого подножия откоса, — предложил Ле Пишон.
Следует легкий толчок, похожий скорее на ласковое прикосновение, как будто блюдце погладила чья-то гигантская рука. Белое облако окутывает иллюминаторы. Это взбаламученный винтами незначительный слой ила. Но вот туман рассеивается. По другую сторону иллюминатора, не далее чем в 20–30 сантиметрах, появляется но белое-пребелое. В сравнении с ним самые прекрасные песчаные пляжи мира показались бы серыми. Этот «снег», откладывающийся по нескольку сантиметров за тысячелетие, органического происхождения. Его образуют известковые скелеты микроскопических водорослей, которые, как манна небесная, с незапамятных времен падают и падают с поверхности сквозь водную толщу 2800 метров, постепенно заполняя все углубления рельефа. Ковер, расстилающийся вокруг «Сианы», как зимняя степь, является на самом деле грудой скелетов, впервые извлеченной из абсолютного мрака, который царит здесь. Облако, поднятое во время приземления, теперь совершенно рассеялось, сметенное легким течением, идущим в западном направлении; его скорость, по оценке Ле Пишона, от 7 до 10 метров в минуту, то есть четверть узла.
Таким образом, это течение направлено в зону пересечения рифта и трансформного разлома.
Кьенци заставляет «Сиану» подвсплыть. Ртуть перегоняется с носа в корму, и вот блюдце принимает горизонтальное положение. Оно готово тронуться. Скъяррон уже сообщает на борт «Норуа»:
— Коснулись дна на глубине 2779 метров.
На поверхности компьютер подтверждает, что подводный аппарат приземлился на северном склоне долины. Это, по-видимому, самое глубокое в окрестности место. Пласеро отмечает точку посадки на карте, а Жарри сообщает «Сиане» ее место.
— Вы взяли пеленг на маяк? — добавляет он.
— Нет, — отвечает Кьенци. — Его экранируют неровности рельефа. Наше местоположение мы можем знать лишь от вас. Вы нас поняли?
— Понял, — ответил Жарри. — Мы не спускаем с вас глаз!
Ле Пишон, захваченный пейзажем, диктует на магнитофонную ленту:
— 9 часов 03 минуты.
Мы у подножия осыпи, лицом к югу. Речь идет о заостренных обломках подушек, покрытых марганцевой корочкой. Они самых разных размеров, от 10 до 30 сантиметров. Осыпь покрыта легким слоем осадков, но марганцевая патина на подушечных глыбах доказывает, что они очень древнего происхождения. Вокруг много губок.— Ну что, похоже на рифт? — спрашивает Кьенци, первый раз погрузившийся в эту зону.
— Отнюдь нет. Это явно более древние формы, сильно раздробленные, угадываются места смещений, — отвечает Ле Пишон. — Давайте начнем со сбора образцов на случай, если нашу вылазку по каким-либо причинам придется закончить раньше времени, — добавляет он.
Кьенци осматривает коренные породы, громоздящиеся под не «Сианы».
— Что вас интересует? — спрашивает он без долгих разговор — Вот тот черный булыжник, что справа.