Эксперимент

Он наполнил два бокала и один из них протянул Эстер. Она к тому моменту уже успела изучить музыкальный репертуар Джонни и перешла к книгам.

– Ты все это прочитал?

– Некоторые, – смущенно ответил Джонни. – У меня не так много времени, чтобы читать книги. Здесь собраны только те, которые я хотел бы прочитать в течение жизни. Одна из любимых – «Божественная комедия».

– Да здесь классика всего мира! «Божественная комедия» Данте? – недоверчиво спросила Эстер, сощурив глаза.

– «Любовь – призыв души, как сладкий звук, откликнулась в душе моей любовью, которая не убоялась мук, не умерла, хоть истекала кровью…»[2] – процитировал Джонни заученный отрывок и тем самым дал утвердительный ответ.

Эстер не верила своим ушам. Двадцать первый век. Человек, цитирующий Данте.

– Не может быть, – сказала Эстер, все еще не оправившись от приятного удивления.

– Действительно, не может, – засмеялся Джонни. – На самом деле так совпало. Я перечитывал комедию после твоего отъезда из Лос-Анджелеса и выучил именно этот отрывок к твоему возвращению. Я предполагал, что ты вернешься, и хотел тебя удивить. Ты выбрала какую-нибудь пластинку? – простодушно спросил Джонни и подошел к стеллажу.

– Если честно, нет, – смущенно пробормотала Эстер. Ей стало неловко оттого, что она плохо разбиралась в музыке, а некоторые имена исполнителей вообще видела впервые.

Джонни протяжно замычал себе под нос, изображая муки выбора, а потом закрыл глаза и наугад вытащил узкую коробку из стопки с современными пластинками.

– Звук будет чище, – сказал Джонни и вставил пластинку в проигрыватель.

Заиграла I Think She Likes Me в исполнении Treat Her Right.

Джонни, пританцовывая, подошел к Эстер и, гипнотизируя ее своим чарующим взглядом, начал напевать слова из песни. Его мимика, тело, губы гармонично и естественно двигались в такт музыке, будто для него подобные выступления были не в новинку. Оказалось, что у Джонни еще и приятный голос. Эстер зажмурилась, как изнеженная на солнце кошка. Она трепетала от восхитительной истории, которая происходила с ней наяву. Джонни потянул Эстер танцевать. Она не могла сдерживать смех, когда Джонни стал дурачиться и выкидывать угловатые па. Огонь, весело разгорающийся в камине, захватывал все новые и новые поленья. Он пылал вместе с Джонни, горячил Эстер, он стал их олицетворением.

Песня закончилась на словах «Я думаю, что нравлюсь ей», и Джонни выпустил Эстер из объятий. Он настежь открыл окно. Свежая летняя прохлада ворвалась в студию вместе с запахами трав и звуками ночи. Цикады громко трещали, лягушки звонко поддерживали песнь похожими на кряканье звуками, а совы негромко удивлялись хоровому концерту посреди ночи и ухали, ухали.

Эстер задумчиво склонила голову набок и вспомнила, как впервые встретилась с Джеком. Летним вечером у драматического театра. Эстер спускалась по мраморным белым ступеням, впечатленная постановкой нашумевшего современного режиссера. Она была воодушевлена, полна эмоций и грез. Будущее сулило девушке тысячу возможностей, а летний воздух кружил голову. Эстер только что дала себе обещание, что обязательно проживет жизнь, о которой напишут книгу. Ее биографию. Эстер виделось наяву, как она в студии на мягком диване в красивом платье дает интервью Эллен Ли Дедженерес, кокетливо улыбается и остроумно отшучивается. Тогда Эстер и не заметила, как толкнула локтем молодого мужчину по имени Джек. Он приехал в Атланту как турист, в город, в котором Эстер родилась. На спектакле Джек сидел позади девушки и хорошо запомнил ее профиль. Разговор завязался мгновенно. Джек много и хорошо говорил о политике, Эстер о литературе, а запах ночи, точно такой же, как сейчас, врезался ей в память.

Эстер лихорадочно растерла себя руками, чтобы унять внутренний озноб. «Со временем вспоминается только хорошее, но это иллюзия. Стоит вернуться обратно, и снова пустота. Нет, вспоминать о прошлом нельзя», – одернула себя Эстер.

Джонни стал копаться в художественных запасах. Он искал полотно размером с нескольких взрослых людей.

– Расскажи мне о своем детстве, – не отрывая взгляда от камина, тихо попросила Эстер. Она села в кресло и затаила дыхание в предвкушении откровения. – Я ничего о тебе не знаю.

– Это занимательная история, – сказал Джонни прерывающимся голосом. Он в это время вытаскивал из кипы наваленных холстов тот, который нашел подходящим для картины. – Я рос без отца. Он оставил нас, меня и брата Эрика, когда мне было три месяца. Мама долгое время жила на пособие, пытаясь содержать нас обоих. Большая часть ответственности, конечно, пала на Эрика. Он на семь лет старше меня.

– А сколько тебе сейчас? – прервала его Эстер.

– Мне тридцать, – сказал Джонни. Аккуратно лавируя между предметами, он подбирался к камину с холстом в руках. – Мы рано начали работать. Денег в семье практически никогда не было. Я дал себе слово, что смогу выбиться в люди и помочь брату и матери. Можно сказать, слово я сдержал.