Джонни докурил косяк, затушил и небрежно выкинул в мусорку.
– Мне кажется, ты мазохистка. Тебе просто нравится страдать, – с легкостью парировал он. – Я знаю. Сам такой. Только сильные эмоции заставляют меня жить и двигаться вперед.
Эстер выключила воду и отерла лицо полотенцем.
– Нет, Джонни. Я не просто так вышла за Джека замуж. На это были веские причины.
– Например, какие? Любовь? – серьезно спросил Джонни.
– А может, и любовь.
Джонни обернул Эстер полотенцем и усадил к себе на колени.
– Только не такая, как к тебе, – продолжила объяснять Эстер. – Другая. К Джеку – спокойная и теплая, а к тебе – страстная и всепоглощающая.
Джонни удовлетворенно улыбнулся:
– Выходит, ко мне у тебя чувства сильнее?
– Сильнее. Но это не значит, что нам уготовано счастье. Скорее, наоборот, – резонно заметила Эстер. Немного помолчав, она продолжила: – В любом случае огорчить друг друга мы вряд ли успеем.
– Давай ты перестанешь изматывать себя. Это бесполезно. А главное, тебе хорошо со мной. Это ведь так?
– Да.
Джонни взял Эстер на руки и потащил на кровать.
В эту ночь они еще много раз забывали обо всем на свете. Только под утро, изнуренные, влюбленные забылись беззаботным сном блаженных людей на шелковых, измазанных краской простынях.
Утром, когда солнце стало пробиваться сквозь жалюзи, Эстер проснулась первой и резко села на кровати. Очарование ночи испарилось, реальность явила себя такой, какой она была на самом деле – неоднозначной.
«Я буквально разрываюсь на куски. Одной частью я здесь, с Джонни, другой там, с Джеком», – с огорчением подумала Эстер.
Она вскочила с кровати и быстрыми шагами, накинув на себя одеяло, вышла на улицу, чтобы надышаться воздухом и стряхнуть с себя тепло прикосновений Джонни, стереть из памяти счастье, которого она не заслужила.
Босая Эстер выбежала на газон и почувствовала освежающую прохладу утренней росы. Углы одеяла угрюмо плелись за ней следом по сырой траве.
Эстер посмотрела на небо. На несколько секунд она закрыла глаза и постаралась оживить в памяти их с Джонни вечер. Живот девушки дрогнул, и она раздраженно хлопнула себя по щеке.
«Так не бывает. В жизни из двух зол выбирают меньшее. Я никогда не видела абсолютно счастливых семей. Да, Джек был менее темпераментным и более сдержанным, а Джонни почти соответствует идеалу. Но это только видимость. В таких, как Джонни, легко влюбиться любой девушке, а вот оценить верность и покорное желание оставаться рядом в трудные времена и после ссор может не каждая. Не каждая за бессловесностью разглядит твердое намерение, и почти любая утонет в звонких комплиментах и несбыточных обещаниях, – вела внутренний диалог Эстер, стоя на холодной земле. – На сколько хватит увлеченности Джонни? На год? На два? Он не для жизни. Все самообман… Сколько женщин выбрали благополучие и стабильность в обмен на женское непостоянное счастье? – спросила себя Эстер. – Думаю, немного. Как и я. Никогда между нами с Джонни не случилось бы романа, если бы не диагноз. Пожалела бы я об этом в старости, если бы осталась с Джеком и прожила долгую жизнь? Пожалеют ли о подобных решениях все женщины мира?»
Эстер дернулась от раздавшегося позади громкого шума.
Джонни, не рассчитавший силу, резко распахнул входную дверь, и она с грохотом ударилась о стену.
– Извини, – виновато сказал он и облокотился о дверной косяк. Эстер снисходительно улыбнулась.
– Ты видела картину при свете солнца? Она вышла превосходной! – восторженно проговорил Джонни. Глаза его блестели, как капельки росы, они отражали в себе блики восходящего солнца.
В это же время в Нью-Йоркском университете разворачивалась драматическая сцена с уже известными читателю испытателями сомнительной теории. Профессор психологии Карл Уотсон, пунцовый от резко подскочившего давления, сидел перед комиссией профессоров, съехавшихся в университет со всего света, и открывал-закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.
Большой зал, вмещавший несколько сотен человек, был забит до отказа. Убеленные сединами головы известных ученых мелькали перед лицом Карла Уотсона, как помехи черно-белого телевизора, и образовывали толпу разъяренных людей.
Карл жадно глотал накалившийся от эмоций воздух и многое бы отдал, чтобы сейчас провалиться сквозь землю. Но предпринимать попытки к бегству было поздно. Эксперимент, в который его втянули без его на то твердого согласия, обернулся грандиозным скандалом.