Как вы уже, наверное, догадались, в обычной жизни я не слишком стремлюсь общаться со своими бывшими студентами, не говоря уже о том, чтобы предлагать им столь важное занятие, как исследование жизни и творчества миссис Уиткомб. Факультет наш, напомню, был довольно своеобразным местом и фактически занимался продажей грантов OSAP людям, которые по каким-либо причинам не могли поступить в «настоящие» колледжи и не желали вкладывать в свое образование слишком много денег и времени; в результате к нам поступали весьма своеобразные абитуриенты. Некоторые наши студенты, технически вполне подкованные, обладали весьма слабыми академическими знаниями и, желая проникнуть в киноиндустрию, воспринимали факультет как стартовую площадку; другие, недавние школьники, зачастую питали ненависть к процессу образования как таковому, ибо их опыт в этой сфере сводился к одному: их загоняли в крайне неприятное место, где подвергали различным унижениям. Учитель в их представлении был человеком, который из кожи вон лез, чтобы выставить своего ученика полным идиотом. Оказавшись на нашем факультете, эти последние были склонны думать, что имеют законное право относиться ко мне как к официантке – ведь именно они платят мне зарплату. Но таких, к счастью, было немного; как правило, мы со студентами занимали позицию взаимного уважения, и это давало нам возможность заключить нечто вроде рабочего соглашения – на срок, в течение которого они оставались в стенах нашего факультета.
– Вы всегда держитесь так, словно знаете то, чего не знаю я, – посетовал как-то один парень.
– Так оно и есть, – парировала я. – Именно поэтому я – преподаватель.
С возрастными студентами приходилось особенно тяжело. Некоторые из них – в основном мужчины – были значительно старше меня. В прошлом они имели неплохую работу или даже собственный бизнес, который внезапно обанкротился, вынудив зрелых людей искать новые карьерные пути. Как правило, они были не готовы к подобным поискам и имели более чем странные представления о процессе создания фильма, в особенности на практике. Помню, как-то раз я, читая лекцию о разнице между Голливудом и канадской киноиндустрией, упомянула, что в Голливуде фильм с бюджетом меньше шести миллионов считается «мелочью, не стоящей внимания». Такой фильм не способен отбить даже собственную рекламу, продолжала я, и именно по этой причине многие англоязычные канадские фильмы мелькнули по экранам практически незамеченными – их общий бюджет был ниже пяти миллионов (фактически в то время он составлял миллиона два-три). Услыхав это, какой-то пятидесятилетний простак немедленно поднял руку и спросил:
– Да неужели трех миллионов долларов мало, чтобы снять кино?
– Как правило, мало. Особенно для Голливуда.
– Ну и сколько же обычно стоят голливудские фильмы?
– Миллионов двадцать, а то и больше.
– Не может быть. На что они тратят такую прорву денег?!
К числу моих лучших студентов неизменно относились иммигранты, прибывшие из стран, культура которых предполагает незыблемое уважение к учителю (правда, с ними тоже возникали определенные сложности – так как факультет отказался от какого-либо тестирования, среди студентов-иностранцев периодически встречались люди, которым срочно требовался курс разговорного английского). Попадались среди них и самоучки, охваченные истинным творческим пылом – люди, которые были готовы писать сценарии, снимать фильмы и так далее, не задумываясь ни о славе, ни о материальной выгоде. К слову сказать, только такие фанатики и способны хоть что-то сделать. Пламя их одержимости полыхало столь ярко, что даже наш факультет был не способен его погасить.
Именно к последней категории принадлежала Сафи Хьюсен, служившая, наверное, самым ярким ее воплощением. Даже после ее ухода, встречаясь с тем или иным человеком, я порой отмечала про себя: «этот той же породы, что и Сафи».