– И снова вы преувеличиваете. У меня была подруга, которая страдает маниакально-депрессивным психозом. Я знаю, это настоящая болезнь с кучей отчетливых симптомов. В организме происходят какие-то химические реакции, это можно определить даже по состоянию крови. Кстати, эта моя подруга каждый день глотала кучу лекарств.
– Вот как. И что же с ней стало потом?
– Потом у нее наступила ремиссия, и она перестала принимать лекарства. В конце концов она бросилась с моста, – сообщила я со вздохом.
– Что ж, к счастью, у вас нет намерения повторить этот подвиг, – улыбнулся доктор.
– Пока что, – вмешалась мама.
«Чертовски тактичное замечание», – хотелось бросить мне. Но боевой задор внезапно иссяк; энергия покинула меня так резко, словно кто-то щелкнул выключателем. Тело обмякло, дыхание стало прерывистым. Все, что сказал доктор, было абсолютной правдой, но не это меня беспокоило. Проблема состояла в том, что я совершенно не помнила, когда рассказала ему об этом.
Иногда случается так, что человек говорит правду, так сказать, предвосхищая события. Лжет, что сделал что-то, а потом действительно это делает. Со мной такое происходило множество раз, и я никогда не чувствовала себя виноватой. Но если ты был настолько глуп, что искренне рассказал кому-то о своих уязвимых местах и заблуждениях, дело уже не поправить. Это как трещина в кости; может срастись, но последствия ты будешь ощущать всю жизнь, особенно когда погода начинает меняться.
Мама не сводила с меня изучающего взгляда, как видно, решив воспользоваться удобным моментом и надавить посильнее – так, чтобы ее точка зрения проникла внутрь моего существа и осталась там даже после того, как защитные силы восстановятся. Но я не собиралась предоставлять ей такой шанс.
Харрисон, который, скорее всего, не догадывался о нашей психологической схватке, продолжал разглагольствовать:
– Луиз, – могу я называть вас Луиз? – будет неплохо, если на досуге вы поразмыслите над своим положением. Поверьте, если вы испытываете постоянную боль, ваш порог выносливости к боли и стрессу становится таким высоким, что вы вообще утрачиваете критерий «нормальности». У вас появляется иной критерий – можете ли вы это вынести. В любом случае вы живете в постоянном ожидании боли, и, следовательно, любые жалобы представляются вам неуместными. Так жить нельзя – если, конечно, у вас нет желания загнать себя в ловушку.
– А вы считаете, у меня может возникнуть такое желание? – невесело усмехнулась я.
– Разумеется, нет. Но, согласитесь, если вы страдаете и при этом признаете, что не готовы предпринять определенные усилия, чтобы избавить себя от страданий, это влечет за собой новые проблемы. – Доктор испустил сокрушенный вздох. – Послушайте, Луиз, я видел, как ваша мама не отходила от вас в течение двух суток. Она, ваш муж, ваша подруга – девушка, которая привезла вас сюда, – все они очень за вас переживают. Я вижу, рядом с вами есть люди, которые вас любят и хотят, чтобы качество вашей жизни повысилось. Но этого не произойдет, пока вы сами об этом не позаботитесь.
Я опустила глаза и сглотнула подступивший к горлу ком.
– Доктор, давайте вернемся к тому, что произошло в Кварри Аржент. Насколько я понимаю, причины приступа вам неизвестны?
– Неизвестны, не могу этого отрицать. Приступ, который вы перенесли, напоминает состояния, вызванные высокой температурой или тепловым ударом.
(
– Насколько я понимаю, после того как меня привезли сюда, со мной случился еще один приступ. Как долго он длился?
– Меньше двух минут. Минуты полторы, от силы. А первый минут двадцать, хотя судороги продолжались не более пяти. Кстати, во время судорог вы были в сознании, отвечали на вопросы вашей подруги. После этого вы впали в подобие транса. Глаза были открыты, но вы ничего не видели и не реагировали на раздражители. Второй приступ проходил по той же схеме.
– И у вас нет никаких предположений о том, что вызвало приступы. Несмотря на все ваши анализы и исследования.
Доктор молча покачал головой.
– Понятно. Еще один важный вопрос – это может повториться?
– Если приступы были эпилептической природы, то да, их повторение возможно. Но, повторяю, мы ничего не можем утверждать с уверенностью, пока не выясним, какие факторы являются провоцирующими.
– Вы имеете в виду, пока со мной не случится еще один приступ.
– По сути, да.
– Отлично. Так или иначе, я не могу оставаться здесь до бесконечности. Когда вы планируете меня выписать?
Доктор Харрисон бросил взгляд на маму, которая в ответ угрожающе сдвинула брови, что, несомненно, должно было означать: «Скажите ей, что она должна остаться в клинике, иначе ей придется об этом пожалеть, заставьте ее делать то, что мы считаем нужным». Но доктор был не глупее нас с мамой и прекрасно понимал, что не имеет права мной распоряжаться. Я была совершеннолетней и обладала всей полнотой гражданских прав – в том числе и правом оставить больницу, когда мне этого захочется, вернуться домой и умереть в своей постели.
Если честно, я не слишком верила, что это право возможно осуществить.