Эксперименты империи. Адат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Круг лиц, вовлеченных в работу над материалами по обычному праву, не ограничивался только башкирами или татарами. Активное участие в этой деятельности принимали и сами казахи. Одним из них был султан Тлеу-Мухаммед Сейдалин. После окончания Неплюевского кадетского корпуса он добился значительных успехов в продвижении по службе — в 1861 г. был назначен помощником султана-правителя Восточной части Зауральской орды, с 1869 г. стал старшим помощником Николаевского уездного начальника, в 1892 г. — актюбинским уездным начальником (Тургайская область)[485]. Во многом этот успех был достигнут благодаря его личным качествам. Однако здесь не обошлось и без влияния В. В. Григорьева, который возлагал на братьев Сейдалиных[486] большие надежды и оказывал протекцию каждому из них[487]. Опыт и знания Т. Сейдалина помогали колониальной администрации решать круг самых разнообразных проблем по управлению Казахской степью — он был задействован в работе по подготовке Временного положения 1868 г., занимался вопросами землеустройства казахов, разбирал иски между несколькими враждовавшими родами, был автором ряда работ, посвященных устному народному творчеству и этнографии казахов[488]. Помимо этого, по поручению военного губернатора Тургайской области Л. Ф. Баллюзека Т. Сейдалин участвовал в работе по сбору сведений о казахском обычном праве. По мнению Л. Ф. Баллюзека, казахский султан внес в это дело посильный вклад[489]. Что же представляет собой сборник адата, подготовленный колониальной администрацией Тургайской области? Это достаточно обширный текст, состоящий из одиннадцати глав и сочетающий в себе элементы этнографического описания (включая обычаи, уже вышедшие из обращения) и фиксацию правовых норм того времени[490]. Анализ содержания сборника позволяет сделать несколько выводов. Так, сразу же бросается в глаза стремление составителей указать на расположенность местных адатов к европейской правовой культуре — гласность и публичность суда, «система заступничества за истца и ответчика их родовичей, напоминающих защитников в европейских судах»[491]. Этот ориенталистский подход, сглаживающий некоторые различия и рассчитанный на русское культурное влияние, в действительности оправдывал необходимость «цивилизационного очищения» казахского обычного права от его «грубых пережитков». К таковым, в частности, относился калым. По мнению авторов сборника, «трудно совместить в одном и том же народе» калым, «столь грубо относящийся к значению женщины, унижая ее до степени животного», и дух «неприкосновенности права личной свободы»[492]. Очевидно, что, признавая калым в качестве «странного явления»[493], колониальные чиновники да и сам Т. Сейдалин стремились вынести эту норму за рамки казахской правовой культуры. Подобного рода правовое конструирование имеет много общего со сборниками первой половины XIX в. Главное отличие заключается лишь в том, что Т. Сейдалин, сыгравший ключевую роль в подготовке этого сборника, не смотрел на местную правовую реальность во многих случаях только с точки зрения имперского и европейского закона. Поддерживая цивилизационную миссию империи, он, как представитель местного общества, видел вместе с тем в обычном праве нечто большее, чем другие колониальные чиновники. Адат для Т. Сейдалина определялся еще и такими понятиями, как моральность, обычай, этикет, социальная система[494]. Другая важная черта сборника сводится к нивелированию роли шариата в казахской правовой культуре. Составители подчеркивали, что исламское право востребовано лишь в немногих случаях семейно-брачных разногласий, потому что казахи отдают предпочтение своим «коренным обычаям»[495]. Это замечание кажется еще более удивительным в связи с тем, что среди информаторов сборника указаны два казахских ахуна и муллы[496]. Очевидно, что собранные материалы были тщательно отредактированы на предмет их очищения от норм шариата. Принимал ли в окончательной сверке полученных сведений участие сам Т. Сейдалин, нам не известно, однако можно допустить, что он разделял мнение других колониальных чиновников, стремившихся освободить адат от «исламских напластований» и таким образом гарантировать себе удачную карьеру в бюрократических ведомствах империи[497].