Эксперт № 01-02 (2014)

«Конституционалистский этос таких демократий был, несомненно, враждебен идеалам неограниченного народного суверенитета, а также “народным демократиям” и, позднее, “социалистическим демократиям” на Востоке, которые в теории продолжали опираться на понятие коллективного (социалистического) субъекта, овладевающего историей. Часто забывают, что этот новый набор институтов не оправдывался унаследованными политическими языками либерализма, поскольку, как считалось, именно либерализм проложил путь к тоталитарным кошмарам XX века. В том же свете должны быть поняты и две особенно важные послевоенные новации — демократическое государство благоденствия и Европейское сообщество. Первое должно было предотвратить возвращение к фашизму, предоставляя гражданам гарантии защищенности или даже, как это однажды сформулировал британский лейборист Най Биван, “безмятежного существования”. Европейская интеграция, с другой стороны, должна была наложить дополнительные ограничения на национально-государственные демократии с помощью неизбираемых институтов».

И здесь мы можем согласиться с Мюллером в том, что это ставит под сомнение само существование в годы после Второй мировой войны «золотого века» демократии. Те политические конструкции, которые были хороши для обеспечения безопасности и безмятежности послевоенного существования Европы и защиты от угрозы фашизма, коммунизма и взаимного национального уничтожения, — эти политические конструкции постепенно разболтались, износились и сейчас содержат в себе заряд довольно чувствительных опасностей совсем другого рода.

Фото: Reuters

Капитальная эффективность

Каталог угроз для существования современного демократического мира подробно рассматривает, например, Стейн Ринген , делая это в контексте разрушающегося баланса «законодательная власть—исполнительная власть—судебная власть» в национальных государствах ЕС, приводя свидетельства кризиса послевоенной «экономической» демократии (который, как он считает, не затрагивает политические аспекты демократии) и указывая, что «пять тенденций, заметных на том поле, где встречаются демократия, публичная политика и капитализм, содействуют решительным переменам в балансе власти».

Вот эти тенденции.

Во-первых, в ходе экономического роста колоссально усиливается сама экономическая власть. Политическая власть остается неизменной: у каждого избирателя только один голос. Экономическая власть возрастает: каждый держатель капитала получает прибавку к своему состоянию. Чем крупнее капитал, тем громче его голос.

Во-вторых, частный капитал не только накапливается, но и все сильнее концентрируется в руках небольшой элиты. Да, владельцами значительных состояний оказывается все больше людей, но одновременно происходит общая концентрация капитала вследствие его перераспределения.

В-третьих, в ходе экономической либерализации частный капитал получает (впервые или снова) доступ к сферам, ранее находившимся под непосредственным политическим контролем. В европейских благотворительных государствах коммунальные услуги подвергаются массовой приватизации, а общественные услуги (от школ и больниц до транспорта и тюрем) все в большей степени предоставляются разнообразными смешанными «частно-государственными компаниями».

В-четвертых, в то время как политическая власть вытесняется или выталкивается из рыночных сфер, частная экономическая власть вторгается в политические сферы. Основной механизм этого процесса — эскалация затрат на содержание партий и политические кампании, в результате чего политическая власть порой оказывается в руках тех, кто способен финансировать политическую деятельность и заинтересован в этом.

Наконец, в-пятых, с развитием глобализации и новых электронных технологий рынки капитала приобретают международный характер и начинают покидать национальное государство. Это радикально укрепляет власть капитала. С одной стороны, он более или менее освобождается от политического контроля, который в конечном счете — невзирая на существование ЕС — остается в руках национальных государств. С другой стороны, если капитал видит, что его свободе и прибыльности угрожает законодательство той страны, в которой он действует, он может пригрозить бегством на более благоприятные рынки в более дружественные страны. Можно назвать это угрозой бегства. Реальность этой угрозы наделяет капитал беспрецедентным правом вето применительно к экономическому законодательству.