Экспресс из одиночества (СИ)

Ремус понимающе закивал головой. Желание спрятаться от людей было ему хорошо знакомо: они как-то говорили об этом на кухне в доме Сириуса, когда все отправились спать. Задушевный полуночный разговор между ними завязался случайно и закончился почти трагично. От обсуждения музыки 70-х беседа как-то сама по себе вылилась к теме одиночества и несчастья. Люпин не жаловался на жизнь, напротив, он считал, что гораздо более несчастен тот, кто об этом даже не подозревает. Иллюзия полноценности способна выбить человека из колеи на долгие годы. Он будет стойко воспринимать всё происходящее, как должное, принимать действительное за желаемое и не попытается ничего исправить.

— Когда обманываешь сам себя вместо жизни выходит какая-то трагикомедия, — сказал Ремус. — Уж лучше честно себе признаться, что одиночество — твой удел, и не притворяться добровольным отшельником.

Его горечь Гермиона проглотила вместе с остатками своего чая. Он был прав, обманывать себя бесполезно. Зачем врать самому себе, что ты не тот, кем являешься на самом деле? Если общество не способно принять тебя таким, какой ты есть, это не означает, что болен ты, а не люди вокруг. Современный мир учит нас ломаться в угоду стереотипам, но кому это выгодно? Люпин навсегда останется оборотнем, хочет того общество или нет. Таков он есть, этого не изменить. В этом уравнении должна поменяться другая переменная, которая, к сожалению, так и останется константой.

— Ты давно не писала, — Ремус постарался деликатно продолжить разговор. — Гарри сказал, ты была у родителей. С ними всё в порядке?

— Да, с ними всё хорошо, — живо отозвалась Гермиона. — Они в восторге от Мельбурна. Совсем не хотят уезжать. Отправила же на свою голову!

Разговор о родителях подарил ей несколько спокойных минут. Мистеру и миссис Грейнджер так понравилась Австралия, что они стали часто приезжать туда почти каждый год и даже подумывали о переезде. Они были в Мельбурне, когда Гермиона сообщила им, что не защитилась, и тут же приехала сама. Пожалуй, ей там было даже лучше перенести эту новость: не пришлось ни перед кем краснеть, путаться в глупых отговорках и объяснениях, что всё случившееся — недоразумение. Миссис Грейнджер не стала её расспрашивать, только сделала горячее какао и с тяжёлым сердцем дала дочери выплакать всю свою боль. Удивительно, но Гермионе после этого немного полегчало.

А ведь ей хотелось, чтобы всё было совсем иначе! Она собиралась вернуться из Сорбонны в Англию триумфатором, с защищённой диссертацией, но вышло совсем по-другому. Дался комиссии этот практикум! Гермиона, конечно, была согласна с тем, что практическое применение разработанного ею подхода в дешифровании Древних рун необходимо испробовать на конкретном примере, но надеялась сделать это с уже полученным дипломом.

Теперь у неё было чуть меньше года для того, чтобы экспериментально подтвердить свои научные изыскания и в июне снова предстать перед комиссией. Формулировка, которую при этом выбрал председатель совета, звучала настолько унизительно, что Гермиона чуть было не расплакалась прямо в аудитории. Она была уверена в своих исследованиях и сделала всё возможное, чтобы её аргументы были убедительными. Этого было достаточно, все это знали. И несмотря на это, её буквально срезали, сломали, поставили подножку на предпоследней ступеньке. Самое неприятное, что она знала почему.

В тамбуре загремела тележка со сладостями. Ремус тут же обернулся, будто бы давно её ждал.

— Будешь что-нибудь? — спросил он, запуская руку в карман. — «Карамельные бомбы», пожалуйста.

Гермиона удивлённо вскинула брови.

— Я думала, ты не изменяешь своим шоколадным привычкам, — усмехнулась она. — Будьте добры, шоколадный батончик.

В ответ на её замечание Люпин только довольно хмыкнул, отсчитав нужное количество монет. О его любви к шоколаду не иронизировал только ленивый. Он всегда отшучивался, что когда-нибудь приобретёт себе карманный шоколадный завод, чтобы не тратить время на прогулки до ближайшей лавки сладостей. Никто уже не помнил, с чего это началось. Только Гермиона знала, что шоколад — это всего лишь отвлечение. Люпину нужно было хоть чем-то иногда подсластить свою жизнь. Шоколад при этом был вполне безобидным решением.

Старушка-продавщица сделала вид, что не заметила их детских переглядок, и поспешила к следующему купе. Протянув Гермионе её шоколадный батончик, Люпин сел с ней рядом.

— Так, что ты собираешься делать в Хогвартсе? — Ремус наконец задал этот вопрос, который она искренне хотела бы пропустить.

— Я… собираюсь поднабрать практический материал для своей диссертации, — неловко отбилась Гермиона, но, не желая показаться односложно грубой, добавила, — мне нужно подтвердить, что мой способ разгадки Древних рун работает, чтобы наконец получить свою степень.

С трудом сдерживая приступ гнева, она надеялась, что её ответа Ремусу будет достаточно. У неё всё ещё не получалось спокойно говорить о защите. Но Люпин этого не понял. Как назло, он искренне изумился:

— А я думал, ты успешно защитилась в Сорбонне.