Экспресс из одиночества (СИ)

Лишь однажды эта устойчивая дружба пошатнулась. Два года назад в канун Рождества бывший Орден Феникса неожиданно для самих себя собрался в полном составе: даже Чарли Уизли приехал из Румынии впервые за долгое время. Миссис Уизли хлопотала за троих, приговаривая, что ничего не успевает. Гермиона же разрывалась между кухней, столовой и гостиной: несясь с тарелками по коридорам, она то и дело притормаживала, чтобы обменяться любезностями с проходившими мимо гостями. Предпраздничная суета доставляла ей удовольствие. Она помогала ей на некоторое время прочувствовать свою принадлежность к этому миру. Здесь её ценили, любили, принимали. В Ордене и семье Уизли в частности Гермиона почти не чувствовала себя одинокой. Разве что иногда… Когда внезапно исчезал её любимый оппонент в вопросах философии.

Её пробежки по коридору продолжались около получаса, пока она случайно не поскользнулась на повороте и уже готова была прочесать носом по полу, если бы её вовремя не подхватил Ремус. И как он только оказался у неё за спиной! Посуда загремела, Гермиона громко ойкнула, а Люпин пошутил о том, что ей не стоит пробовать себя в конькобежном спорте.

Так они и замерли на несколько мгновений. Он всё ещё крепко держал за талию, несмотря на то, что они оба уже давно находились в полном равновесии. Случайный прохожий со стороны мог бы созерцать картину, достойную замедленной съёмки в голливудских мелодрамах. Но для Гермионы волшебная тревожность момента была самой настоящей. Её сбитое дыхание. Мальчишеская улыбка на его губах. Затянувшаяся пауза, которую никто их них не спешил нарушить. Притяжение между ними натянулось плотной тетивой, вот-вот готовой отпустить стрелу в неожиданном направлении. Сама не зная почему, Гермиона вдруг осмелела и потянулась к нему первой. Едва она успела передумать, как ощутила тёплое прикосновение его губ к своим. Люпин всё-таки поцеловал её. Нежно, бережно, как во сне. Так, вероятно, целовали принцы диснеевских принцесс, чтобы разрушить сонные чары. Однако счастливый конец бывает только в сказках, она это знала.

Волшебство разрушилось от тихого хруста фарфора под её каблуком. Отвечая на поцелуй, Гермиона отступила на шаг назад, где лежали разбитые тарелки и… Часы пробили 12, карета снова превратилась в тыкву, а мыши разбежались по углам. Наваждение рассеялось в воздухе, и они оба поспешно отстранились друг от друга. Это было неправильно. Между ними ничего не могло быть. Люпин поджал губы, попытался что-то сказать. Гермиона, пряча глаза отвернулась, дрожащими руками собрала осколки и вернула им прежний вид с помощью «Репаро». Сердце колотилось в её груди с каждым шагом всё сильнее. Что она наделала? Ремус был её другом, хорошим другом, понимающим и заботливым, но не более того. Ведь он счастлив с Тонкс. Мысли крутились в её голове, как в калейдоскопе, но сводились к тому, что случившееся между ними не должно ничего изменить.

И они не возвращались к этому случаю ни в одном разговоре. Сначала было непросто — множество неловкостей, косые взгляды со стороны самых близких. Гарри, Джинни, даже Джордж — они понимали, что что-то произошло, но никто ничего не спрашивал. А потом они разъехались: Люпин вернулся в Хогвартс, Гермиона — в Лондон, где заканчивала магистратуру. Со временем у них даже завязалась переписка, возрождённая на прежней дружеской волне. Оборвалась она тоже как-то сама собой. Словом, их встреча на Кингс-Кросс сегодня была случайностью для обоих.

За окном уже стемнело. Электрическая лампа в купе нервно мигала. Гермиона устроилась на плече Люпина, рассуждая о несправедливости в этом мире и тотальном одиночестве.

— Ты знаешь, ведь Хайдеггер был прав: мысль — всегда одиночество, — она нахмурилась, как ребёнок, пытающийся в уме сложить большие цифры. — Чем больше я понимаю о мире, вернее мне кажется, что понимаю, тем меньше ощущаю с ним связь.

— Философия — занятная вещь, милая, но ты, кажется, слишком ею увлеклась, — Ремус ласково погладил её по волосам. — Мир требует от тебя не только мысли, но и действия.

— Мыслить мне удаётся лучше, чем действовать, — отозвалась Гермиона.

От ироничности своего замечания ей самой сделалось даже смешно. Теория интересней практики — в этом её обвинили не только на защите. Близкие тоже часто страдали от её принципов. Слишком увлечённая своими познаниями, она оставляла за бортом тех, кто нуждался в её внимании куда больше, чем сухая наука.

— Мы расстались с Роном, — сама не зная зачем, сказала она вслух.

Не то, чтобы у неё болела душа от этого разрыва. Скорее было как-то досадно. Потратить столько лет на построение хрупкой конструкции, но забыть подкладывать спички в её основание. Как итог — всё рухнуло быстрее, чем она успела моргнуть.

Для Ремуса эта новость, казалось, не стала неожиданностью. Не меняя положения, он чуть откинул голову в сторону, чтобы взглянуть на Гермиону.

— Непримиримые разногласия? — спросил он с небольшим напряжением в голосе.