Читаем Экспресс-курс по русской литературе. Все самое важное полностью

Чернышевский рисовал в знаменитом «Четвертом сне Веры Павловны» утопические картины будущего: плодородные земли, орошенные пустыни, величественные здания из стекла и алюминия. Жители будущего у него молоды и прекрасны, живут коммуной и воспитывают детей сообща. Утром трудятся, причем почти все за них делают машины, они только управляют машинами, а вечером идут в театры и библиотеки, танцуют и поют – словом, живут счастливой и полноценной жизнью. Эти картины будущего зачаровали несколько поколений читателей: похожую коммунистическую утопию мы встречаем и в романе советского фантаста Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», и даже отчасти в мире Полудня братьев Стругацких.

Роман «Что делать?», хотя и прошел двойную цензуру, в напечатанном виде вызвал крайнее неудовольствие властей и был запрещен. В обществе его повсюду обсуждали. Николай Лесков в 1863 году опубликовал в «Северной пчеле» письмо к ее издателю, где писал: «О романе Чернышевского толковали не шепотом, не тишком, – но во всю глотку в залах, на подъездах, за столом г-жи Мильбрет[66] и в подвальной пивнице Штенбокова пассажа[67]. Кричали: «гадость», «прелесть», «мерзость» и т. п. – все на разные тоны».

Лесков замечал в этом письме, что роман Чернышевского тяжело читается и вовсе лишен художественности, ибо автор ставил перед собой вовсе не художественные задачи – и даже особо это оговорил: «…на изготовление романа его вызвали обстоятельства, от него не зависящие: потребность деятельности и невозможность ее в другой форме». Отзыв Лескова о романе оказался очень сочувственным: он писал, что все привыкли считать, что Чернышевский – это «Марат верхом на Пугачеве», а нигилисты – «шальные шавки»; между тем роман дал понять, кто настоящий нигилист, а кто только фразер. Настоящие нигилисты у Чернышевского, говорит Лесков, стремятся «дать благосостояние возможно большему числу людей; в нигилистах наших общность интересов только на языке, а на деле жестокосердие». «Новые люди» в романе «не несут ни огня, ни меча. Они несут собою образчик внутренней независимости и настоящей гармонии взаимных отношений».

Роман в самом деле привел к попыткам воплотить в жизни идеи коммуны – совместного проживания людей, объединенных общими идеалами. Одним из таких опытов стала знаменитая «слепцовская коммуна», организованная писателем Василием Слепцовым в доме Бекмана на улице Знаменской в Петербурге. В квартире из одиннадцати комнат проживали несколько не связанных друг с другом узами родства мужчин и эмансипированных женщин (среди них были, к примеру, второй муж Авдотьи Панаевой Аполлон Головачев и Надежда Суслова, в будущем первая женщина-врач в России). Одна комната была общей, общей была и прислуга. Предполагалось, что жители коммуны будут вместе обедать, пить чай, делить друг с другом бытовые хлопоты, однако фактически большая часть этих хлопот легла на плечи самого Слепцова. Коммуна просуществовала несколько месяцев, после чего распалась. Причиной этого распада стали не только бытовые сложности, но и порожденные совместным проживанием мужчин и женщин некрасивые, хотя и совершенно беспочвенные, слухи, которые расползлись по Петербургу.

Слепцовская коммуна, в свою очередь, дала толчок появлению антинигилистического романа Николая Лескова «Некуда» (1864), где автор сатирически изобразил беспутных и нелепых жителей Дома Согласия и их вождя Белоярцева, в котором легко угадывалась карикатура на Слепцова. В демократических кругах стали говорить, что роман написан по прямому заказу Третьего отделения, называли его доносом. Это очень повредило Лескову в его взаимоотношениях с журналами и в конечном итоге привело его в «Русский вестник» к Каткову. Следующий его антинигилистический роман, «На ножах» (1870) он несколько раз переделывал по указаниям Каткова, хотя считал, что эти правки имеют отношение не к литературе, а к злобе дня. Обоими этими романами Лесков был недоволен: первый считал сырым, неумелым, второй – вообще худшим из всего, что написал.

Романы о «новых людях» и антинигилистические романы стали важной частью литературной жизни 1860–1870-х годов.

О «новых людях»

В романах и повестях о «новых людях» их авторы пытаются показать читателю, откуда эти новые люди взялись, в какой среде выросли, как складывалось их мировоззрение, как они живут сейчас, в сегодняшней России, с какими проблемами сталкиваются и как их решают.

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезда лекций

Литература – реальность – литература
Литература – реальность – литература

В этой книге Д.С. Лихачев совершает «филологические прогулки» по известным произведениям литературы, останавливаясь на отдельных деталях, образах, мотивах. В чем сходство императора Николая I с гоголевским Маниловым? Почему Достоевский в романах и повестях всегда так точно указывал петербургские адреса своих героев и так четко определял «историю времени»? Как проявляются традиции древнерусской литературы в романе-эпопее Толстого «Война и мир»? Каковы переклички «Поэмы без героя» Ахматовой со строками Блока и Гоголя? В каком стихотворении Блок использовал принцип симметрии, чтобы усилить тему жизни и смерти? И подобных интригующих вопросов в книге рассматривается немало, оттого после ее прочтения так хочется лично продолжить исследования автора.

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы
Тайная история комиксов. Герои. Авторы. Скандалы

Эта книга не даст ответа на вопросы вроде «Сколько весит Зеленый Фонарь?», «Опасно ли целоваться с Суперменом?» и «Из чего сделана подкладка шлема Магнето?». Она не является ПОЛНОЙ И ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИСТОРИЕЙ АМЕРИКАНСКИХ КОМИКСОВ, КОТОРУЮ МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ВМЕСТО ВСЕХ ЭТИХ КОМИКСОВ И ПОРАЖАТЬ СВОИМИ ПОЗНАНИЯМИ ОКРУЖАЮЩИХ.В старых комиксах о Супермене читателям частенько показывали его Крепость Уединения, в которой хранилось множество курьезных вещей, которые непременно были снабжены табличкой с подписью, объяснявшей, что же это, собственно, за вещь. Книжка «Тайная история комиксов» – это сборник таких табличек. Ты волен их прочитать, а уж как пользоваться всеми эти диковинками и чудесами – решать тебе.

Алексей В. Волков , Алексей Владимирович Волков , Кирилл Сергеевич Кутузов

Развлечения / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель
Сериал как искусство. Лекции-путеводитель

Просмотр сериалов – на первый взгляд несерьезное времяпрепровождение, ставшее, по сути, частью жизни современного человека.«Высокое» и «низкое» в искусстве всегда соседствуют друг с другом. Так и современный сериал – ему предшествует великое авторское кино, несущее в себе традиции классической живописи, литературы, театра и музыки. «Твин Пикс» и «Игра престолов», «Во все тяжкие» и «Карточный домик», «Клан Сопрано» и «Лиллехаммер» – по мнению профессора Евгения Жаринова, эти и многие другие работы действительно стоят того, что потратить на них свой досуг. Об истоках современного сериала и многом другом читайте в книге, написанной легендарным преподавателем на основе собственного курса лекций!Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Искусствоведение / Культурология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки