– Неограненный алмаз, – добавил папуля, словно прочитав мысли Перл, и бросил обеспокоенный взгляд на девочку, перед которой стояла нетронутая чашка чая – все еще горячая, судя по вившемуся над ней пару.
– Заметно.
– Не будь злюкой, – шепотом одернул ее папуля. – Она только что потеряла мать.
Папулю заинтересовала какая-то другая девчонка. Вот к чему они пришли? Вот куда вела эта скользкая дорожка, которую она едва ли могла в деталях воскресить в памяти? Как обыденно. И бессмысленно. Перл стало интересно, выхаживал ли папуля других девочек до встречи с ней. И куда эти его воспитанницы запропастились, если вообще существовали.
– Давным-давно, – обратился папуля к Грейси, – Перл тоже столкнулась с трагедией – и я приютил ее. Заботился о ней, помогал встать на ноги. А теперь мы вместе будем заботиться о тебе – ты не против, малышка?
Какая чудная история – местами даже правдивая. Очень правдивая. В конце концов, правдой обычно называли ту часть истины, которая не имела разночтений.
Грейси кивнула и даже чуть приосанилась. Провела рукой по жиденьким волосам, откашлялась, будто собиралась что-то сказать. Мгновение они сверлили друг друга взглядом, потом Грейси резко сложилась пополам, и ее вырвало прямо на кухонный пол. Она разразилась кашлем, который перешел в ужасные и, казалось, неконтролируемые рыдания.
Перл в ужасе уставилась на эту картину. Живот скрутило от отвращения.
– Ничего, ничего, – заворковал папуля, подбегая к Грейси. – Все в порядке. Тебе просто нужно хорошенько отдохнуть.
Он заключил девочку в объятия. Рыдания сделались тише, превратились в хныканье. Грейси, и без того крошечная, еще больше съежилась, почти растворилась в папулиных руках. Он повел ее прочь с кухни. В дверях он оглянулся.
– Приберешься, Перл, дорогая?
В перерывах между работой он все еще называл ее Перл – и, надо отдать ему должное, он ни разу не оговорился «на задании». Когда они оба были дома, она и сама думала о себе под этим именем. Хотя в последнее время она была Элизабет. Не Лиз. Не Бет. Элизабет – такое простое, но такое величественное, изысканное имя. Элизабет училась в колледже. А еще у нее был парень – папуля о нем, конечно же, не знал. Настоящий парень – не очередная мишень. Они ходили в кино, вместе ужинали. Он был ее одногруппником. Они постоянно дурачились, но любовью не занимались. Он называл ее Элизабет. Произносил это имя шепотом, в темноте. Как же приятно оно звучало! В каком-то смысле он все же был ее жертвой – ведь она притворялась обычной девушкой, студенткой, его подружкой. Даже подрабатывала официанткой в пиццерии. И когда он смотрел на нее, Перл больше всего на свете мечтала и правда стать той, кем он ее считал, – стать Элизабет.
– Я все никак не могу до тебя дотянуться, – сказал он как-то вечером, целуя ее. Она не была уверена, говорил он о физической близости или эмоциональной, а может быть, и о той, и о другой. Он действительно ей нравился. Джейсон. Он производил впечатление умного парня, умел играть на гитаре. Он был ее дверью в нормальную жизнь – в ту, которую вели большинство людей. Она подумывала прямо сейчас собрать вещи – их у Перл было немного – и оставить папулю возиться с новым проектом. Она была свободна. Вела свои собственные игры, не бедствовала. Она сомневалась, что он попытается ее остановить.
– Конечно! – крикнула Перл. – Почему бы и нет? Уберу эту блевотину. Я же здесь горничная.
Но ему было все равно – он носился с Грейси.
Рвоты оказалось немного – небольшая лужица почти прозрачной желчи. Она бы посочувствовала девочке – если бы та не вызывала в ней такую ненависть.
Перл чувствовала клокочущую внутри ярость, злобную и безысходную. Что за дрянь ударила ему в голову? Приволочь незнакомую девчонку в дом, который они считали своей крепостью. Своим убежищем в этом недружелюбном мире.
Сверху донесся вопль – и успокаивающее бормотание папули. Вопль повторился.
Неужели и она поначалу вела себя как размазня? Перл задумалась, вытирая пол и тут же отправляя бумажные полотенца в мусорное ведро. Напоследок она прошлась по пятну отбеливателем. Потом включила горячую воду, чтобы как следует вымыть руки.
Нет, она была другой.
– Девушек, как ты, Перл, – единицы, – не раз говорил папуля. – Возможно, второй такой и вовсе нет.
Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что появление Грейси стало первым дурным предзнаменованием. После этого неприятности посыпались на них одна за другой. Так всегда и бывало: самый незначительный промах влек за собой следующий. Стоило поскользнуться на первой ступени крутой лестницы – скатиться донизу уже не составляло труда. Сложнее было не скатиться. Правда, первой ступенькой мог быть Финикс. И Бриджит.
– Не злись, – сказал папуля, вернувшись на кухню – в одиночестве.
Перл все еще тщательно намывала руки под струей горячей воды. Когда она наконец закрыла кран, натертая кожа болела.
– С чего бы мне злиться? – ответила она резче, чем намеревалась.
– Я привел ее для тебя, – пояснил папуля, все еще стоя в дверях. – Я привел тебе сестру.