Экстремальное чтиво

Надежда долго не могла заснуть. Иван громко храпел рядом, но это совсем не мешало ей думать о нём. За последнее время в её голове родилось, созрело и умерло такое количество мыслей, связанных с мамой и мужем, что она просто-напросто потеряла им счёт.

Какой же эгоисткой была она, когда проводила в жизнь идейки, почерпнутые из наставительных разговоров с родимой мамулей. Ведь ещё до начала её замужества та постоянно нашёптывала, науськивала, натаскивала неопытную дочку, обучая азам семейной жизни. А суть этих азов состояла в ежесекундном контроле супруга и регулировании его действий в свою пользу. Другой альтернативы умудрённая опытом женщина не признавала и, следовательно, считала святым долгом передать великовозрастной Наденьке накопленные знания.

Однако, вопреки их совместным ожиданиям и разработанной стратегии, Иван оказался вдруг полной противоположностью папы-ботаника и проявил неожиданную строптивость. Причём, этим самым он до глубины души изумил не только Надежду, но и злюку-тёщу, привыкшую к мягкой податливости собственного супруга. Вся её теория: "Как насадить свой порядок в отдельно взятой семье", рухнула, как карточный домик, и Надежда, поначалу взбрыкнувшая, уйдя от Ивана, в конце-концов призадумалась.

Кстати говоря, думать-то ей приходилось крайне редко, за неё этим тяжёлым делом всегда занималась мама, что и привело к столь плачевным последствиям, практически развалив молодую, здоровую семью. Пораскинув мозгами, Надежда вдруг обнаружила, что живёт как-то не так. Нет, в принципе, всё шло довольно нормально, но эта самая нормальность походила на кукольный театр, где в роли кукловода выступала мать, ну а ей, соответственно, отводилась менее престижная, но зато более подвижная роль маленькой, глупой марионетки. Об отце речь не велась вообще. Он играл коврик, о который перед каждым выходом на сцену мать вытирала ноги. Впрочем, как и во всех остальных случаях.

Но тут Иван вдруг своим дерзким поступком открыл ей глаза и она поняла, что дальше так жить нельзя. По этому поводу Надежда даже пошла на то, на что раньше никогда в жизни не осмелилась бы — она поругалась с матерью и ушла мириться с мужем.

Дальнейшее уже печально известно. Судя по всему, у Ивана тоже что-то сдвинулось по фазе, поскольку из нормального человека он вдруг превратился в бандита с большой дороги. И Надежда заметалась. В больнице мать слёзно умоляла её бросить бредовую идею возобновить отношения с "этим уродом", обещала золотые горы(вероятно лень было самой драить полы и мыть посуду), чтобы только блудное чадо вернулось к ней под крылышко.

Иван, конечно, поступил очень низко, наврав про неё с три короба о пьяных похождениях на проезжей части, но ведь, если как следует разобраться, они сами вынудили его поступить подобным образом. Вот то, что с Александрой у него что-то там было, это, конечно, он зря. Хотя, злые языки всегда найдутся, может быть на него специально наговорили. На самом деле Ванечка ведь хороший, только от обиды испортился и теперь мстит, как может.

— Ничего, Ванюша, — горячо прошептала она и нежно прижалась к плечу мужа. — Мы с тобой всё переживём. Я теперь от тебя ни за что не уйду. Прости, если сможешь.

Иван застонал, прекратил свой храп и издал непонятный булькающий звук, раздавшийся откуда-то из недр организма.

— Спи, спи, мой родной, — продолжала шептать Надежда, — я с тобой отныне навеки-веков.

Гипс мешал ей обнять его рукой, поэтому, недолго подумав, она в припадке накатившей нежности закинула на Ивана ногу.

— А-а! — заорал тот во сне. — Замочу!

— Тише ты!

Боясь, что он разбудит весь дом, Надежда попыталась прикрыть ему рот. Но добилась лишь того, что всё-таки разбила мужу в кровь все губы.

— Ой! — ужаснулась она и поспешно вскочила с постели. — Что же я натворила? Прости, дорогой, я нечаянно.

Но, вопреки её опасениям, Иван тут же успокоился и продолжил свой храп. В свете луны физиономия его стала похожа на морду обожравшегося крови вампира.

Надежда подождала немного и, решив, что на сегодня нежностей хватит, легла на прежнее место. Скоро в комнате, где их разместили, раздавался и её умиротворённый храпоток.

Психиатр Головкин тоже плохо спал в эту ночь. Он караулил бедного Виктора Степановича, из соображений собственной безопасности, привязанного к батарее.

Травматолога пришлось привести к себе домой. Толоконный настолько проникся идеей перелёта к всевышнему, что всю дорогу лупил глаза на небо и вслух мечтал об этой эпохальной встрече. Головкина он не узнавал. Только когда тот представился божьим посланником и предложил свои услуги в качестве проводника к вратам господним, он залился счастливыми слезами и упал к психиатру в объятья.

— Я знал, я знал! — без конца повторял Виктор Степанович, п орывался целовать психиатру руки и даже упал ниц к вящему неудовольствию последнего.

— Господь этого не приветствует, — вразумил он обезумевшего фанатика. — Встань, сын мой. В рай надо входить с прямой спиной.

— О, боже! — воскликнул Толоконный. — Я так рад, так рад, что ты прислал ко мне своего… не имею чести знать вашего имени-отчества.