— Красиво получилось, не правда ли? — Снова смотрю на часы. — Ого, в нашем распоряжении всего пять минут. Надо спешить.
Однако Хаджи Альфонс совершенно меня не слушает.
Невооруженым взглядом видно, что ему совсем худо. Иначе и быть не может, потому что мое оружие действует неотвратимо, а дисплей таймера отсчитывает последние минуты. Тем не менее этот живой труп продолжает допытываться:
— Но почему ты вдруг решил убивать нас? Ведь запросто мог сбежать на своей посудине.
— Ты глуп… — Встав, делаю шаг к дверям. — ВТай-по меня уже много лет считают одним из лучших охотников за головами. Кровавый Паук стал моей двести тридцать девятой добычей, Зевс — двести сороковой и так далее. А после ядерного удара по гарнизонам Ульса я даже не смогу подсчитать всю свою дичь…
На его лице целый воз искреннего недоумения.
— Зачем ты это делал?
— Во-первых, я вас всегда ненавидел и потому охотно согласился убивать мразь, сбежавшую от имперского правосудия. Во-вторых, за всех вас объявлено вознаграждение. За живых — побольше, за мертвых — втрое меньше. Но я не жадный и работал не ради денег. Ты даже не представляешь, какое это наслаждение — карать подонков вроде тебя и твоих хозяев. — Тут я с чувством цитирую классика: — Как говорил наш общий приятель, бывший адмирал Фурушита, мы убиваем вас, чтобы вы никогда не смогли убивать нас.
— Так ты киллер, охотник за головами… — Он постарался вложить в голос максимум сарказма. — Надо же, я считал своим другом простого уголовника.
Издевательски усмехаясь, я напоминаю его же собственную сентенцию:
— Не каждый убийца — преступник. Есть убийства благородные, совершенные во имя высокой идеи. Такие убийства оправданны, а потому не могут осуждаться никакой моралью. Впрочем, тебе этого не понять
Хаджи Альфонса передергивает, но он снова пытается уязвить меня:
— Как это неинтеллигентно, быть агентом Тайной полиции…
Все-таки очень странные у него представления об интеллигентности. Дружить с палачами — интеллигентно, участвовать в заговоре, планировать террор, заключать в лагеря инакомыслящих — тоже интеллигентно. А вот бороться против убийц — не интеллигентно. Все-таки он очень ограничен. Как и все националисты.
А мой бывший однокашник произносит с неприкрытой угрозой:
— Напрасно ты рассказал мне про свои кровавые подвиги, — Он тоже перешел на диалект Монтеплато, малопонятный для жителей прочих миров. — Тебе отомстят за меня. Жестоко отомстят.
— Не надейся. Те, кто записывают наш разговор, не станут меня наказывать.
— А ты не забывай, что мой клан тоже не отказался от обычая вендетты. Кроме того, на свободе остаются наши единомышленники, нераскрытые агенты Драй…
— Ты ничего не расскажешь им. Просто-напросто не успеешь.
И я популярно объясняю, что с ним вскоре случится. Он снова не верит, презрительно улыбается. Но потом, когда начинают лопаться истончившиеся сосуды и кровь течет сквозь органы, пузырясь на губах и в ноздрях, Хаджи Альфонс разражается рыданиями.
Мой новый парфюм — неприятно пахнущий, но весьма полезный — разрушает его хромосомы и лейкоциты. По существу, Хаджи Альфонс Аль-Зумруд гниет заживо, и его тело вот-вот начнет разваливаться на куски.
Уверен, что наш разговор прослушивают, но сомневаюсь, чтобы этим занималась тюремная администрация. Скорее всего, расшифровка уйдет в региональный орган Тай-по, а то и в центральный аппарат. А там тоже вряд ли дежурит знаток планетарных диалектов. Пока сообразят, о чем мы говорили, пока вмешаются охранники, шоу будет закончено.
С ненавистью глядя на меня, он задает неожиданный вопрос:
— Ты и в покои президента проник через гиперспейс?
Засмеявшись, я отмахиваюсь:
— Нет, это было бы неостроумно. Там все получилось гораздо красивее. Когда я увидел, что пули снайпера не достают Упыря, то сделал вид, будто прикрываю его от выстрелов. Мы упали, и я шепнул: дескать, хочу сообщить важные сведения насчет интриг, которые ты и Дохтур-Похтур затеяли против него, сговорившись с орионским резидентом. Он страшно разозлился на предателей, и я пообещал рассказать детали с глазу на глаз, в его апартаментах… Так мы остались наедине, а дальнейшее ты поймешь сам.
Он стонет:
— О, дьявол! Я только сейчас догадался, как ты убил шефа!
— Наконец-то! — Я добродушно смеюсь. — Настоящий любитель детективов должен был сообразить гораздо раньше. Это очень старый прием.
Аль-Зумруд бормочет:
— Ты сразу зарезал его, а потом лишь создавал себе алиби. Черт побери, я не знал, что твой костюм… Но почему ваш снайпер не застрелил его в парке?
Вопрос не из легких, и я даже не знаю, как объяснить случившееся. Наконец отвечаю — уклончиво, но искренне:
— Представь себе, это остается загадкой даже для меня. Скорее всего, он побоялся зацепить меня.
— Не понимаю, — сердито сообщает Хаджи Альфонс и вдруг странно булькает.
Кровь течет у него из носа и краев рта. Потом лопаются вены на руках. Я сообщаю бывшему сокурснику: