Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Он старался ей что-то рассказать из того, что случалось за день. Она не слышала, переспрашивала. Он брал изготовленный сиделкой Лидией Николаевной слуховой прибор — картонную трубу с рупором, сделанным из пластиковой бутылки. Приставлял к материнскому уху и рассказывал какие-нибудь милые пустяки о прошедшем дне, умалчивая о грозных, наполнявших его жизнь деяниях. Мать удовлетворенно слушала, кивала, не понимая смысла многих произносимых слов. Радовалась звучанию сыновнего голоса, дорожа этими краткими минутами их общения.

Она стремительно слабела и таяла. Все время спала и дремала. Отказалась от упражнений, которые еще недавно добросовестно выполняла, хватаясь за специально сооруженные рукоятки в стене, подтягиваясь и садясь. Лежала целыми днями. Казалось, уменьшалась, догорала, светилась последним гаснущим светом. Когда хотела что-нибудь сказать, не находила самых обычных слов. Эти слова исчезали из ее памяти, словно кто-то их вычеркивал всё в большем и большем количестве. Ее память была нескончаемой рукописью с вычеркнутыми словами и фразами, целыми абзацами и страницами. Скоро вся эта рукопись превратится в сплошной зачеркнутый текст с несколькими сохраненными фразами: «Как я устала… Мой Алеша… Люблю…»

Он любил ее страстно и слезно. Страшился того неизбежного близкого дня, когда ее не станет и он окажется один на земле. Молился о продлении ее дней. Просил у Господа взять дни его собственной жизни и передать матери, чтобы она задержалась на земле, не оставляла его беззащитным и одиноким.

Она протягивала ему руки. Он брал их, слабо сжимал. Руки были горячие, легкие, сухие, в темных венах, со сморщенной кожей. Они ничего не говорили друг другу, просто сидели. Их руки были вместе, их жизни были вместе. Он чувствовал, как кто-то невидимый и бесшумный их разлучает. Уводит от него мать.

— Мама, я хочу отвезти тебя в клинику. К моим знакомым врачам. Это настоящие кудесники, — он прижимал пластмассовый раструб к ее старушечьему платку, из-под которого торчали редкие седые прядки. — Они специалисты по омолаживанию организма. Достигли поразительных результатов.

— Я стану девой? — в ее потухших глазах блеснула слабая искорка иронии, столь хорошо ему знакомой. Он обрадовался, восхитился этому живому огоньку, пробившемуся сквозь холодный пепел.

— Нет, ты послушай, мама. Это особые медики, которые занимаются подготовкой космонавтов, проводят с ними курс лечения после их возвращения из полета.

— Я скоро улечу в Космос. Для этого не надо лечиться.

— Мама, это прекрасная клиника. Отдельная палата. Отличный уход. Буду каждый день тебя навещать. Соглашайся, мама.

— Алеша, я хочу креститься. Ты можешь пригласить ко мне священника?

— Что? — он изумился. — Как ты сказала?

— Хочу креститься. Мне не нужны врачи. Я устала жить. Ты отпусти меня. А перед этим найди мне священника.

— Ты хочешь креститься? — он был поражен, не понимая огромного, загадочного, пугающего смысла ее просьбы. — Ты всегда была атеисткой. Красная косынка в двадцатых годах. Первые пятилетки, и марш энтузиастов. Война и сталинская идеология. Ты иронизировала надо мной, когда я крестился. А теперь ты зовешь священника?

— Весь наш народ испокон веков был крещеным. Я хочу быть с моим народом. Думаю, вдруг, если не крещусь, я не попаду к моим близким. К маме, бабушке, мужу, дедам. Вдруг после смерти я, некрещеная, окажусь в каком-нибудь другом мире, где их не будет. Хочу быть там, куда и ты когда-нибудь придешь, чтобы мы с тобой не разлучались.

Он был потрясен. Она собралась уходить из этого мира. Собралась расстаться с ним. И ее последним желанием, последним страхом, последней, к нему обращенной любовью было желание встретиться с ним по другую сторону жизни. Там, где, невидимый, толпится весь огромный, необъятный, ушедший с земли народ, ожидая ее появления. «Приложиться к народу своему», — повторял он слова Писания, чувствуя их подлинный смысл. Держал в своих руках материнские руки, стараясь перелить в них тепло своего большого, сильного тела.

— Хорошо, мама. Приведу к тебе священника, отца Петра. Он покрестит тебя. Но все-таки, прошу, не отказывайся от клиники. Пусть одно сопровождает другое.

Она не ответила. Устало закрыла глаза, погружаясь в обычную дрему. Он понял, что она согласилась.

Сарафанов поехал в закрытую клинику, где работали медики, использующие особые технологии, еще неизвестные обычным врачам. Когда-то, в страшные годы разгрома, когда клиника осталась без финансирования и ее собирались приватизировать ловкие дельцы из Израиля, Сарафанов использовал свои связи и финансовые возможности, помог персоналу клиники, и уникальное учреждение сохранилось. Теперь оно обслуживало космонавтов, прошедших космические перегрузки, летчиков-испытателей, переживших разрушительные стрессы, машинистов тепловозов, работающих на износ на бесконечных трассах Сибири.