Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

«Дестабилизация» была ключевым словом. Сарафанов ожидал ответный удар мозга, который будет стоить ему жизни. Но вместо нечеловеческой боли и казнящей молнии увидел, как затрепетало все огромное пространство города. Туманное облако задергалось алым, голубым и зеленым. Из мозга стали вырываться огненные протуберанцы. Взмывали ослепительные световые фонтаны. Над всей Москвой вспыхивали фантастические букеты, раскрывались великолепные хризантемы и астры. Повсюду раскручивались огненные спирали, катились искристые колеса и обручи. Так мозг откликнулся на его прозрение. «Дестабилизация», — повторял Сарафанов с восторгом, глядя на волны света, которые свидетельствовали о страданиях уязвленного мозга.

— Не правда ли, великолепное зрелище? — метрдотель нарушил его одиночество. — Старый новый год Москва отмечает изумительным фейерверком.

Сарафанов не ответил. Покинул стойку бара. Спускался в скоростном лифте. Как заклинание, повторял одно слово: «Дестабилизация».

Часть вторая Магическая призма

Глава двенадцатая

Сарафанов находился в рабочем офисе на двадцатом этаже стеклянной башни, среди солнечного, в янтарных пятнах кабинета. Он смотрел на картину Дубоссарского, прикрывавшую бронированный сейф. Красные и зеленые люди среди фиолетовых и желтых домов — его агенты, его тайная гвардия, которую он разошлет по Москве с заданием срубить магические елки, сместить оптические линии, нарушить геометрию зеркал. Сломать оптическую машину врага, который, подобно Архимеду в Сиракузах, стремится сжечь корабль «Пятой Империи». Картина драгоценно светилась. Это был потаенный свет проступавших сквозь холст лампад, не меркнущих в тайной часовне, хранителем которых был Ангел небесный.

Сарафанов обладал и вторым оружием — именным пистолетом, который подарил ему генерал Буталин среди дымящегося Грозного. Отомкнул ящик стола. Нащупал в глубине прохладное тело пистолета. Извлек на свет. С удовлетворением читал на серебряной пластине дарственную надпись и дату первого штурма Грозного. Он был вооружен. Находился в башне, откуда поведет наступление на врага, чтобы его сокрушить. И куда, подобно защитникам Изборской крепости, в случае поражения укроется для последнего смертельного боя.

Спрятал пистолет, запер ящик на ключ. Позвонил, вызывая в кабинет своего верного помощника Михаила Ильича Агаева.

Тот не замедлил явиться, как обычно, любезный и пунктуальный, безукоризненно одетый, с тонкими чертами аристократического лица, напоминавшего Сарафанову князя Юсупова. Это породистое, с тенями утомления лицо выражало готовность исполнить любое поручение шефа и одновременно — легкую отчужденность, исключавшую всякую по отношению к себе фамильярность. Эта постоянная дистанция, которую поддерживал Агаев, нравилась Сарафанову, но и внушала тайную тревогу и иногда раздражение.

— Я хотел доложить, Алексей Сергеевич, что деньги на приобретение лесообрабатывающего завода в Приморье аккумулированы. Если вы даете согласие, я могу вылететь во Владивосток и провести переговоры с губернатором. Думаю, нам удастся обыграть китайцев. У нас неплохие позиции в администрации края. — Агаев стоял чуть поодаль, держа на весу папку с бумагами, где содержались данные о предприятии, о породах ценной дальневосточной древесины, о китайских конкурентах, которые претендовали на тот же завод. — Я могу вылететь немедленно.

— Не нужно никуда лететь. Покупка завода отменяется. Аккумулированные деньги понадобятся здесь, в Москве.

— Вы изменили свое решение?

Агаев изумленно воздел золотистую бровь и тотчас же вернул лицу бесстрастное выражение, не позволяя себе обсуждать решение руководителя. И эта бесстрастная исполнительность, подчеркнутая субординация, готовность Агаева беспрекословно исполнять любое указание покоробили Сарафанова. Он хотел бы от своего помощника большего соучастия, более глубокого и искреннего проникновения в его, Сарафанова, замысел.

— У нас есть в наличности сто тысяч долларов? — спросил он Агаева. — Мне нужны эти деньги в течение часа.

— Через час они будут, Алексей Сергеевич. Я могу пойти распорядиться?

Агаев сложил папку, готовый повернуться и идти исполнять повеление шефа. Сарафанову хотелось его удержать. Хотелось преодолеть дистанцию, растопить ледок отчуждения. Переполнявшие Сарафанова эмоции, грандиозность замысла, предстоящие дерзновенные деяния требовали не только денег, не только его личной непреклонной воли и отваги, но и соучастия соратников, помощь союзников, преданность посвященных помощников.

— Мы с вами работаем не первый год, Михаил Ильич. Вы блестящий организатор и редкий управленец. Сегодня среди русских таких не много. Я бы хотел, чтобы вы, оставаясь первоклассным топ-менеджером, вошли в мой бизнес. Взяли бы на себя часть нефтехимии или строительство отелей на Черном море. Что вы на это скажете?