Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

— В Абхазии взяли штурмом Ишеры. Там раньше спортбаза была олимпийская, классная. Ее грузины в опорный пункт превратили. Мы ее долбали из артиллерии, пока одни крошки не остались. Вошли — кирпичи и трупы. Один живой, контуженый, полоумный. «Я — американец!» — кричит по-грузински. Обыскали, нашли документ. Фамилия грузинская, а родился в Америке. Мы его отвели на берег моря и шлепнули. Отправили морем в Америку…

Ему было хорошо от воспоминаний.

— Когда бомбили Белград, я на мосту над Дунаем стоял вместе с сербами, «живым щитом». Пасха, вишни цветут. Весь Белград, как невеста, белый. В церквях пасхальные службы. А американцы крылатые ракеты пускают. Среди цветущих садов — черные взрывы. Я стою на мосту, кулак им показываю. «Сдохните, суки! Славян на колени не поставить!». Одна ракета меня услыхала, легла на берег. Мне стальную иголку в щеку воткнула. Я ее языком каждую минуту чувствую — привет из Америки…

Он показал пальцем на впалую щеку, где синела порошинка — «поцелуй войны». Он был солдат, вечный странник, опьяненный безумец, искавший свою смерть среди горящих континентов. А она каждый раз от него ускользала, оставляя на израненном теле очередной поцелуй.

— Они думают, Россия смирилась… Ни хрена!.. Россия никогда не смирится!.. Змеев никогда не смирится!.. Я — огненный змей!.. Я их везде найду!.. В Басре, в Багдаде!.. Найду американских сук!.. Я их в Вашингтоне найду, замочу в Белом доме!..

Сарафанов им любовался. «Возлюби врага своего» — чудились Сарафанову евангельские слова. Он слушал знакомую «музыку сфер», которая начинала звучать, как только он обращал к небесам свой вопрошающий слух, свой взывающий разум.

— Ты солдат, и знаешь, как никто другой — враг всегда есть. Ты еще ребенок, но он терпеливо ждет, когда ты подрастешь. Когда зацветешь. Когда достигнешь «молочно-восковой спелости». Тогда он срежет тебя косой под корень. Если ты не станешь вихрем. Не станешь тенью. Не станешь алмазом. Всем тем, что не подвластно косе…

Сарафанов испытывал странное, повторявшееся ощущение. Будто на голове у него выстригли волосы. Как у ксендза, на темени выбрили тонзуру. Оголенный череп чувствует легкую, веющую прохладу. Этой оголенной от волос лысинкой он прикасается к чему-то живому, дышащему, струящемуся, что витает над ним, окружает голову, проникает под костяной свод. Мягко и нежно втекает в полушария мозга, пропитывает их чудесной прохладой, светоносной силой. Его отдельный разум становится частью необъятного мира, в котором содержатся знания о Вселенной с момента ее сотворения. Это делает его всеведущим, счастливым, бессмертным. Из океана знаний начинает сочиться, драгоценно мерцать отдельный крохотный ручеек, превращаясь в человеческую речь, в людскую молвь, в проповедь.

— У «Пятой Империи» в период ее младенчества, в ее первые хрупкие дни врагом остается Америка. Разгромив Советский Союз с помощью «организационного оружия», она разместила на разгромленных территориях свои оккупационные силы и никуда не ушла. Все так же могущественны ее «агенты влияния», занимая ключевые позиции в бизнесе и политике, информации и культуре. «Информационные пушки» подавляют стремление русских осуществить свое национальное возрождение, отождествляя его с «русским фашизмом». По-прежнему ресурсы России — ископаемые, финансы, знания — работают на Америку, и любая попытка воссоздания исконных пространств расценивается как «имперскость» и подавляется. Россия нужна Америке как источник дешевого сырья — сейчас нефти, а завтра пресной воды. Как ресурс идей и открытий, на которые неисчерпаем русский интеллект. Как «пушечное мясо» в войне цивилизаций, — так называют американцы столкновение Исламского мира и Запада. И как послушный Вашингтону жандарм, контролирующий самый неудобный участок земного шара, населенный народом, склонным к «инакомыслию», к вере в «инобытие».

Сарафанов, прикрепленный невидимой пуповиной к необъятному разуму, вкушал божественную «прану», переполнявшую его разум неизреченным знанием, невыразимым промыслом, бессловесным прозрением. Как дождь по водостоку, оно стекало в темя, обращенное в небеса. Омывало пульсирующий мозг. Скапливалось в дышащем, восторженном сердце. Оттуда узким лучом, направленной волной, превращаясь в проповедь, устремлялось к Змееву. Передавалось ему в виде речений, имевших рациональное звучание, на деле же обладавших таинственной природой, добытых из таинственных хранилищ Космоса.