Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Он нанес визит своему давнишнему знакомцу, полковнику Колокольцеву, мастеру спецопераций, отставнику Генштаба, откуда ветерана «афганских» и «чеченских» войн уволили за неблагонадежность. Полковник принял Сарафанова в небольшой московской квартире, небрежно и небогато обставленной, словно жилище было временным, необжитым, куда хозяин возвращался между очередными походами, войнами, спецоперациями, рассматривая свой дом как случайное пристанище, откуда его сорвут, переместят в другие земли и веси — в казармы, палатки, военные модули. Они сидели на кухне, пили коньяк. Колокольцев на деревянной дощечке десантным ножом нарезал копченую колбасу, и этот нехитрый стол вполне соответствовал бивачной обстановке, в которой протекал разговор.

С Колокольцевым было проще, чем с Буковым, Буталиным, Культовым, отцом Петром. Он сам набросился на Сарафанова с вопросами, которые вертелись у того на языке.

— Чего же мы ждем? Пока все превратимся в трупы? Когда Россия превратится в труп? Я давал присягу защищать Родину, уничтожать ее врагов. От присяги не отрекался. — Губы Колокольцева дрожали. Его тело тряслось, будто его поместили на вибростенд. Он испытывал невыносимые перегрузки, от которых развалилась держава, рассыпалась на осколки армия, превратились в труху оборонные заводы и теперь дробились на части его позвонки и суставы, рвались сухожилья и вены. — Видно, не один я помню присягу. Кое-кто винтовку из рук не выронил. Этого палача-гинеколога, который русских женщин увечил, русских младенцев крючками на части рвал, кто-то его гробанул капитально. Небось, один из наших. Партизанская война начинается. Русский Емеля с печи слезает.

— Говорят, какая-то группа, прошедшая Чечню. Какой-то «Отряд имени Иоанна Кронштадтского». — Сарафанов чувствовал вибрацию мира, которая распространялась вокруг ненавидящего Колокольцева. Будто в нем продолжала грохотать трясущаяся броня «бэтээров», содрогались днища десантных вертолетов, бился колотун обмороженных тел, дрожали обрубки ампутированных рук, выплескивались застарелые контузии и раны. — Думаю, вы правы. Партизаны выходят из леса.

— Я офицер. Всю жизнь убивал врагов государства. Давал присягу убивать врагов государства. Ефимчик — враг государства. Враг русского народа. Враг России. Они оккупировали мою Родину, губят народ, сводят русских с земли. Русский снайпер срезал одного из врагов. Очередь за другим и за третьим. Одно спасенье — национально-освободительная война русского народа против вражьего ига. Я умел подстерегать пакистанские караваны с оружием. Умел ликвидировать долбаных полевых командиров. Умел ставить фугасы на пути следования бандформирований. Смогу убить и Ефимчика. Отомщу за Россию.

— Акт одиночного возмездия недостаточен. — Сарафанов осторожно воздействовал на Колокольцева, стараясь унять его лихорадочные всплески и судороги. — Теория национально-освободительной борьбы учит, как политическая компонента дополняется военной. Победа в такой войне переключает энергию сопротивления в энергию национального строительства. Так было в Индии во времена Ганди. На Кубе в правление Кастро. В Китае после победы Мао Цзэдуна… Мы не должны забывать, что «Четвертая Империя», СССР, была разрушена не атомными взрывами, не вторжением миллионных группировок, а «организационным оружием». Особой «культурой», созданной западными концептуалистами, которая разлагает противника. Насаждает в нем «агентов влияния», трансформирует «смыслы», внедряет ложные ценности. В конце концов общество повергается в хаос, среди которого торжествует победитель. «Теория управления хаосом». «Культура управления катастрофой». Овладеть этой культурой, противодействовать «организационному оружию» противника смогут не генералы в лампасах, не отважные танкисты и пилоты, а командиры «концептуальных войск», интеллектуалы со знанием антропологии, социальной психологии, богословия и культуры. Мы поставим на службу «Пятой Империи» русский хаос.

— В чем «теория управления хаосом»? — Колокольцев смотрел на Сарафанова испытующим взглядом военного интеллектуала. Теоретик «спецназа», мастер тайных операций, бесстрашный исполнитель террористических актов, он был воплощением ума и отваги. Шрам на лбу придавал грозное, несокрушимое выражение. — В чем «культура управления катастрофой»?

— Вы помните дни ГКЧП? План неприятеля состоял в том, чтобы на несколько дней погрузить Москву в хаос. Создать правовой вакуум и, пользуясь хаосом, перебросить «провода управления» от одной «клеммы» к другой. В неразберихе передать полномочия Горбачева Ельцину. Это было первым, блестящим применением «теории управляемой катастрофы». Впоследствии опыт «оранжевых революций», хаотизирующих на короткий срок социум, был использован в Сербии, на Украине, в Грузии, Киргизии. Мы должны воспользоваться этим опытом.

— Каким образом? — Колокольцев сосредоточенно слушал.